Добро часто считают заслугой человеческой цивилизации, а наших первобытных предков – довольно злыми и агрессивными. Но что говорит по этому поводу наука? Давайте разберемся, действительно ли человек кардинально подобрел за десятки тысяч лет эволюции.

Произносим словосочетание «первобытный человек», а воображение непроизвольно рисует злобного косматого дядьку с костью в носу, который тащит за волосы свою не менее косматую даму в пещеру, ревет и лупит всех, кто попадается у него на пути. Такой образ агрессивного пещерного человека создал еще философ Томас Гоббс в XVII веке. А Жан-Жак Руссо и его последователи в XVIII веке попытались это чудовище, наоборот, поднять на недосягаемую высоту и нарисовали альтернативный портрет «доброго дикаря», который живет в гармонии с природой.

Споры, где одерживала верх то одна, то другая сторона, продолжились и в XIX веке, когда на сцену вышел Дарвин со стаей диких гоминидов. Не стихли они и по сей день. Однако в массовом сознании первобытный человек все-таки остался агрессивным парнем с огромной дубиной.

Всегда злой и голодный

«Ранние человеческие общества – это малочисленные родоплеменные группы охотников и собирателей, чья жизнь проходила в постоянной войне всех со всеми», – пишет популяризатор науки Николас Уэйд.

Другой адепт теории агрессивного древнего человека, Стивен Пинкер, уверен, что войны появились вместе с человеческим обществом и немного утихли лишь за последние 500 лет благодаря усилиям цивилизации. Вместе с еще одним столпом науки, Лоуренсом Кили, в качестве подтверждения своих слов он приводит примеры братских могил доисторических людей, в которых найдены проломленные черепа и кости с многочисленными следами переломов, а также части скелетов с застрявшими в них наконечниками стрел.

Еще один источник информации о первобытных людях – это сохранившиеся племена охотников и собирателей. Кили и Пинкер отмечают, что эти современные дикари полностью подтверждают их теорию: едят врагов, охотятся за скальпами, совершают набеги на соседей. Ученые приводят в качестве доказательства пример охотников за скальпами из Новой Гвинеи и Борнео, африканских масаев, вскормленных молоком с кровью (к счастью, коровьей), зулусов и жителей амазонских дождевых лесов.

По подсчетам Пинкера и Кили, в 27 исследованных племенах и сообществах на 100 тысяч человек приходится в средним 524 насильственные смерти в год. У племени черноногих из американских прерий и суданских динка речь идет о 1 тысяче на 100 тысяч, у индейцев племени като из Калифорнии – о 1,5 тысячи человек. Для сравнения: в современной России, по разным подсчетам, получается от 7 до 10 убийств на 100 тысяч жителей. В общем, прогресс налицо!

Да и о чем говорить, если первобытный человек недавно расстался со своими родственниками шимпанзе, которые постоянно дерутся друг с другом.

«У общего предка шимпанзе и людей особи, вероятно, объединялись в небольшие родственные группы и защищали территорию, вступая в схватки с соседями, зачастую смертельные. Существовали отдельные социальные иерархии для мужских и женских особей, а большинство детенышей рождалось от доминантного самца и его приближенных», – подтверждает Уэйд.

Получается, нам остается только гордиться проделанным путем от дикаря к современному цивилизованному гражданину. Однако есть и альтернативная точка зрения, которая в последнее время получает все больше подтверждений.

Не такой уж и голодный, не такой уж и злой

Сторонников Руссо в чистом виде, которые грезят о каменном веке, наверное, сейчас нет. Никто не идеализирует первобытного человека – убийства в той среде случались, – но и демонизировать его не стоит. Никаких письменных свидетельств жестокости австралопитеков, Homo erectus, древних Homo sapiens и других Homo, понятно, нет. Но есть наскальная живопись, самые старые рисунки датируются возрастом около 45 тысяч лет. Так вот, на них часто встречаются сцены охоты, но нигде нет сцены, которая бы однозначно могла трактоваться как насилие человека по отношению к человеку.

Что касается раздробленных костей и найденных рядом с ними наконечников, то и здесь окончательные выводы сделать сложно. Случаи, когда это можно однозначно интерпретировать как следы убийства, единичны. Зато нередко у скелетов находят зажившие переломы. И они уже говорят нам не о возможной жестокости предков, а об их склонности к взаимопомощи и милосердию.

Например, несколько лет назад в пещере Шанидар на северо-западе Ирака ученые нашли скелет неандертальца. Он был весь покрыт множеством различных повреждений и порезов. Эрик Тринкаус из Университета Вашингтона в Сент-Луисе (США) проанализировал останки и пришел к выводу, что после нападения человека или хищника (тут сказать сложно) бедняга стал инвалидом. Он потерял правую руку, получил сильный удар по верхней половине лица, помутивший его зрение и лишивший слуха, а также стал хромать на правую ногу.

Еще один удивительный скелет был найден в Испании. Умер его владелец 500 тысяч лет назад. Он страдал от нескольких недугов, приведших к сильному искривлению позвоночника, и, конечно же, не мог охотиться, а передвигался, опираясь на палку. Однако дожил до 48 лет. В одиночку, как нетрудно догадаться, у него бы это не получилось.

Кроме того, изучение костей также показало, что первобытный человек не так уж и плохо питался. Кастильда Жета в своей вполне научной, несмотря на интригующее название, работе «Секс на заре цивилизации» ссылается на так называемые линии Гарриса, которые легко увидеть на рентгене. Если дети и подростки не получают необходимого питания хотя бы в течение недели, рост длинных костей рук и ног замедляется. Когда питание восстанавливается, кости вновь ускоряют рост и плотность костной ткани изменяется. А на память остаются упомянутые линии. Более длительные голодовки оставляют следы на зубах, известные как гипоплазия, – обесцвеченные прослойки и мелкие сколы эмали.

Археологи обнаружили меньше линий Гарриса и следов дентальной гипоплазии в останках доисторических собирателей, нежели в скелетах земледельцев.

Древнему человеку не приходилось пахать в поте лица, чтобы получить кусок своего хлеба насущного, ведь собирательство физически намного проще земледелия. Это подтверждают и данные о современных охотниках и собирателях.

Ричард Ли изучал современную народность кунг-сан, проживающую в пустыне Калахари в Ботсване, и пришел к выводу, что на поиски еды они тратят лишь около 15 часов в неделю. По его словам, за день женщина собирает достаточно, чтобы кормить семью в течение трех дней, а остальное время отдыхает в деревне. Поскольку еду можно найти в окрестностях, в сообществе собирателей никто не может контролировать доступ к ресурсам.

«Собиратели, которым нечего было терять (кроме жизни), живущие на открытой планете, – это совсем не то, что плотно заселенные, оседлые сообщества, борющиеся за место под солнцем или накопленные ресурсы в менее отдаленные исторические эпохи. Зачем им война?» – недоумевает Кастильда Жета.

Дикие и современные

Придирчивый читатель спросит: а как же постоянные воины между сохранившимися племенами современных охотников и собирателей, про которые писали Пинкер и Кили? Зачем они постоянно истребляют друг друга, если еды вокруг полно? Неужели потому, что у них слишком много свободного времени, не занятого земледелием? Забегая вперед, скажу, что выводы Пинкера, Кили и многих других адептов теории кровожадного дикаря относительно современных племен также далеко не бесспорны.

Даже в случае с воинственными племенами не все тезисы вполне корректны. Например, скандально известный исследователь Наполеон Шаньон в 1960-х годах активно изучал племя яномамо в Бразилии. Он сделал из них прямо-таки символ агрессивного кровожадного народа в своем бестселлере «Яномамо: племя неистовых». Однако другие исследователи, которые также изучали этих «ужасных дикарей», ничего такого не заметили.

У последних, в частности, в арсенале часто оказывается куда более смертельное оружие из-за постоянного контакта с цивилизацией. Того же Шаньона обвиняли в том, что он регулярно давал яномамо железные топоры, мачете и даже ружья в обмен на сотрудничество и возможность проведения исследований.

Почти все агрессивные племена из трудов Кили и Пинкера культивируют ямс, бананы, сахарный тростник в огородах своих деревень и разводят свиней, лам или кур. Кроме того, туземцы часто живут на небольшой территории с ограниченными ресурсами, а вокруг сжимается кольцо внешнего мира, то есть они изначально существуют в условиях, отличных от тех, что были у далеких предков.

Например, Пинкер пишет про высокий уровень насилия у амазонских племен аче и хиви. Однако впоследствии ученые выяснили, что речь шла не столько о воинственных столкновениях друг с другом, сколько о стычках с местными фермерами, которые отгоняли туземцев от своих владений. А это уже никак не тянет на типичную потасовку пещерных соседей.

К сожалению, сообщество охотников и собирателей в их первозданном виде в современном мире найти не так-то просто. Одни давно эволюционировали в охотников и огородников, другие обрели более современное оружие, третьи перестали кочевать, потому что некуда.

«Они уже другие: жестокие, в их обществе нарушено равноправие, они не кочуют – обычно из-за того, что населяют богатые пищей угодья, которые нужно защищать от пришельцев. Иначе говоря, это в чистом виде переходная форма охотников и собирателей», – пишет один из ведущих нейробиологов и приматологов Роберт Сапольски.

Семейные традиции

Напоследок скажем пару слов о нашей родне – обезьянах. Очень удобно все плохие поступки объяснять звериными инстинктами, а мечты о гареме – общими генами с альфа-самцами горилл и шимпанзе. Но тут важно вспомнить, что наш геном почти идентичен не только с геномом шимпанзе, но и бонобо. Последние долгое время рассматривались как подвид шимпанзе, их не брали в расчет, пока не выяснили, что у этих не менее близких наших родственников совершенно другое социальное устройство.

Несмотря на то что самцы у них тоже заметно крупнее самок, в обществе царит матриархат. А войне эти дамские угодники предпочитают любовь во всех ее проявлениях. Встреча соседей может закончиться небольшой потасовкой, которая непременно перерастет в хаотичный секс всех со всеми.

Они всегда обнимут и приголубят побитого и помогут слабому и немощному.

И кстати, как и люди, бонобо готовы к сексу независимо от овуляции: для них это способ налаживания контактов, источник удовольствия, возможность снять стресс, чего не скажешь о шимпанзе, которые спариваются только в определенный период цикла.

Получается, у нас есть добрый и злой кузены? Нет, с шимпанзе тоже не все так просто. Они не только кусаются и дерутся все свободное от поедания бананов время. Франс де Вааль считает, что и эти наши родственники скорее склонны к проявлению эмпатии, хотя в их коллективе не обходится и без агрессии.

«Для шимпанзе помощь сородичам, не связанным с ними кровным родством, – достаточно обычное дело», – пишет он.

Ученый приводит примеры, когда самцы фактически усыновляли чужих малышей, которые лишились матери и были обречены на гибель. А также вспоминает историю шимпанзе, который увидел, как едва знакомая ему самка упала в воду, и преодолел два заграждения из электрической проволоки, чтобы спасти беднягу. Про другие примеры проявления доброты у человекообразных обезьян читайте в статье «Зверская доброта».

Так откуда же мы набрались плохих жестоких привычек? Роберт Сапольски приводит ранний очевидный пример военного конфликта, произошедшего 10 тысяч лет назад у некрополя Натарук на севере Кении. Там нашли скелеты 27 непогребенных людей, убитых ударами дубин, ножей или кремниевыми стрелами. По его словам, эти люди уже вели оседлый образ жизни, обитали на берегу залива озера Туркана, то есть «обладали первоклассной недвижимостью с выходом к пляжу, рыбалкой и охотой». «Именно такую недвижимость кто-то обязательно попытается отнять», – отмечает Сапольски.

Увы, именно земледелие с оседлым образом жизни и частной собственностью, а не первобытные инстинкты, вероятно, стали теми самыми яблоками раздора, из-за которых первобытные люди пошли друг на друга с дубинами и ножами, считают многие современные ученые. А значит, не исключено, что, если бы древний человек прочитал большую наскальную книжку про ужасы всех войн последних тысячелетий, теракты и проявления расизма в современном мире, он бы собрал в чемодан все свои шкуры и в ужасе бежал подальше от такого злого, кровожадного потомка.