Трансплантация костного мозга дает шанс на выздоровление при многих заболеваниях, совсем не обязательно онкологических. Мы продолжаем рассказывать о людях, которые с ними столкнулись. Сегодня в Кровь5 – история Саши Николаевой из Татарстана. У нее лейкодистрофия, тяжелейшее и очень редкое заболевание нервной системы.

Про Сашину болезнь врачи долго не могли ничего понять. Очень долго. Первые странности заметили сами родители – опыта маме Анисе и папе Александру не занимать, у них на двоих четверо детей. Саша – единственная общая. И самая младшая. Месяца в четыре родителям стало казаться, что у нее какие-то слишком вялые ножки. Но неврологи из казанской клиники, где Саша наблюдалась, успокоили: «У вас же девочка, они по природе слабее мальчиков. Дайте время, выправится. Пока поделайте массаж на всякий случай и запишитесь в бассейн».

Родители выполняли все рекомендации, вроде бы помогло. В шесть месяцев Саша стала сидеть без поддержки, в девять встала, в год и два месяца пошла. Но как-то странно, по-утиному, говорит Аниса. В клинике снова успокоили: маленькие дети часто ходят необычно, а потом все нормализуется. Но никаких улучшений не было. Стало понятно, что надо уже срочно что-то делать.

В марте 2017-го, когда Саше исполнилось два года, в одной из детских больниц Казани ей все-таки поставили диагноз ДЦП.

Но слишком странно все выглядело. Родственник, лечившийся в московской Детской городской клинической больнице имени Башляевой, поговорил с тамошними врачами, и они посоветовали показать Сашу им. В Москве у девочки взяли генетический анализ, результаты почему-то пообещали только через три месяца.

А тем временем все яснее становилось, что дело очень неладно.

Ползет – и вдруг уронит голову или вообще завалится набок.

В августе 2017-го пришли результаты анализа.

Внутренний электрик

Внутри каждого из нас – сложная разветвленная электрическая сеть. Со своими выключателями и переключателями, лампочками, датчиками. И проводами, конечно. Нейроны – их в организме человека десятки миллиардов – получают электрические сигналы от других нейронов или от рецепторов через ветвящиеся проводки-дендриты. А передает нейрон сигналы другим нейронам или мышцам по одному длинному проводу под названием аксон.

Электрик внутри нас работает аккуратно, не забывает про изоляцию: специальные клетки (их несколько видов) выростами на своей оболочке очень плотно, виток за витком, как изолентой, оборачивают аксон. Эта оболочка состоит из белого вещества под названием миелин.

По заизолированному нервному волокну сигнал идет со скоростью до 120 метров в секунду. Скорость особенно важна для скелетных мышц – они должны ловить команды мозга как можно быстрее, а ведь аксоны бывают немаленькие: самый длинный, от нижней части спинного мозга до одной из мышц большого пальца ноги, вырастает до метра. Но мастер экономит: аксоны, которым скорость не так важна – например, те, которые управляют гладкой мускулатурой кишечника, – часто работают почти без изоляции. По ним сигнал идет в 5–10 раз медленнее.

Сашина проблема как раз в миелине. На одном из этапов метаболизма в организме образуются вещества под названием сульфатиды. Для «изоленты» они губительны, но, поскольку они сами живут недолго и разлагаются дальше, ничего страшного не происходит. Вот только для их разложения нужен фермент – а при лейкодистрофии поврежден один из кодирующих его генов. В результате сульфатиды накапливаются и постепенно уничтожают слой миелина.

Кстати, похожим образом устроен рассеянный склероз, только там у распада миелина другие причины.

Слабеют связи между нейронами головного мозга, между нейронами и мышцами. Они начинают жить своей жизнью – то вообще не работают, то спазмируются. Деградирует и психика.

Работа по совместительству

Увы, у Саши была именно лейкодистрофия, результаты сделанного в Москве анализа это подтвердили. Начался новый ужасный раунд борьбы. Полноценного лекарства от этой болезни нет, но есть несколько препаратов в стадии разработки. Родители возили Сашу во Францию, Италию, Израиль, отправляли документы в США. Оказалось, во Франции только что закончилось экспериментальное лечение группы детей, а следующая будет не раньше чем через полгода. А в Италии в эксперимент брали только детей, у которых еще не появились симптомы. Понятно, говорит Аниса: им нужны результаты, а чем больше времени прошло с начала болезни, тем хуже шансы. Если бы диагноз Саше поставили раньше!

Но оставался еще один способ – трансплантация донорского костного мозга. За нее решилась взяться Университетская клиника Хадасса в Израиле – Русфонд тогда, в 2017-м, собрал Саше средства на операцию.

Костный мозг – это фабрика клеток крови. А болезнь затрагивает нервы. Как одно с другим связано?

Мозг, и это можно понять, в организме на особом положении. Он, как известно, весит примерно в 20 раз меньше, чем весь человек, и при этом потребляет – если хозяин не занят физической работой, конечно – четверть всей энергии. Он защищен гематоэнцефалическим барьером. И у него собственная иммунная система – макрофаги, не похожие на своих коллег из менее элитных областей организма.

Главное отличие – в благородном происхождении. Обычные макрофаги рождаются в костном мозге и разносятся кровью по всему телу. А предшественники макрофагов головного мозга пришли сюда задолго до рождения, еще из желточного мешка. И живут с тех пор обособленно, как островное племя, поддерживая свою популяцию самостоятельно. Так при чем здесь нервы?

Все меняется при трансплантации костного мозга. Перед аллогенной пересадкой пациенту с помощью химиопрепаратов убивают его собственный костный мозг, чтобы освободить место для нового. Макрофаги в центральной нервной системе тоже погибают, потому что при химиотерапии в этом случае используются такие препараты, которые проникают через гематоэнцефалический барьер, объясняет Ирина Зайдман, заведующая отделением детской трансплантологии израильской клиники Хадасса.

Синусоида болезни

В самом начале 2018 года Саше сделали трансплантацию. Через неделю после операции ее состояние сильно ухудшилось – воспалился весь желудочно-кишечный тракт. Девочку мучили боли, ей пришлось принимать морфин – в большинстве стран к снятию боли подходят более внимательно, чем в России. Еще через неделю наступило улучшение и появились признаки, что донорские клетки приживаются. И все-таки Саше потребовалась серьезная реабилитация – в феврале 2018-го Русфонд снова ей помог (в декабре 2020 года был еще один сбор – на поддерживающую иммуноглобулинную терапию).

Но болезнь идет волнами – то отступает, то снова наступает. Саша то разучивается что-то делать, то снова начинает. За годы после трансплантации так было уже несколько раз. Результат операции у Саши в целом считается очень хорошим, но это не значит, что наступило полное излечение. Во-первых, поврежденные аксоны не восстанавливаются. А во-вторых, хоть в головном мозге нужного фермента достаточно, в периферическую нервную систему он проникает плохо. Так что максимум, чего можно ожидать, – это что развитие болезни замедлится.

– Конечно, Саша расстраивается, когда у нее что-то не получается, особенно если она раньше это умела, – говорит Аниса. – На детской площадке ей часто бывает неудобно и грустно. Но она принимает себя, не отгораживается от других детей. И общается всеми доступными средствами: если не понимают ее слов, пальцем тыкает или берет за руку и ведет – эта девочка своего добьется.

А родители девочки тоже не сидят сложа руки. Они надеются на лучшее – и действуют, чтобы ускорить его приход.

Дело в том, что в дополнение к трансплантации костного мозга сейчас разрабатывается сразу несколько методов лечения лейкодистрофии. В одно из таких исследований, во Франции, Саша не попала, но ведь есть другие. Исследователи пробуют действовать таким образом: забирают у пациентов их костный мозг и работают с ним вне тела, «в пробирке». В геном клеток встраивают здоровую копию гена, задействованного в распаде сульфатидов, причем таким образом, что его экспрессия (производство белка, закодированного геном) во много раз увеличивается. А затем костный мозг вводят обратно в кровь пациента.

Есть и другие способы, тоже пока в стадии эксперимента, – например, переделка костного мозга прямо по месту жительства, без извлечения из тела.

– Мы очень надеемся, что через несколько лет такие схемы войдут в практику, – говорит Аниса. – А пока мы создаем сайт для семей, где есть дети с лейкодистрофией.

Сайт еще не заработал, но семьи тем временем уже общаются в социальных сетях. Несколько лет назад родители Саши знали всего о пяти таких семьях, сейчас – уже о нескольких десятках. (Есть несколько видов лейкодистрофии, Сашина – метахроматическая. Группа посвящена именно этому заболеванию.) Обмен опытом позволяет ускорить постановку диагноза – ведь у Сашиных родителей на это ушло больше двух лет, а время в лечении лейкодистрофии очень важно. Но дело не только в этом, говорит Аниса. Разработка способов лечения лейкодистрофии идет и в России – в частности, в Казанском государственном медицинском университете. Пока все на доклинической стадии, но, когда дело дойдет до исследований на людях, найти их в России благодаря сайту будет нетрудно.

Таков план. Саше надо еще несколько лет потерпеть. Даже не потерпеть – подождать.

Ей бывает трудно, но она вполне счастливый ребенок, считает Аниса:

– Когда в нашем детском садике детям читают сказку, все приходят на нее посмотреть. Она все знает наизусть и все равно так предвкушает каждый следующий момент, так переживает, даже глаза закрывает, чтобы лучше его прочувствовать.

В инклюзивном детском саду лучший друг Саши – Айрат, мальчик с аутизмом. Она единственная, с кем он идет на контакт.

– По внешнему состоянию она чем-то похожа на него, и он ей доверился – только ей, больше никому, – говорит Аниса.

А второй друг по детскому саду – Искандер. Ему целых 13 лет, но у него мама терапевт, и в детский сад он ходит как волонтер, мечтает стать педагогом.

– Это Сашина любовь: она его категорически ревнует, никаких девчонок не подпускает, – шутит Аниса.

Сашина жизнь идет полным ходом. Очень хочется, чтобы генная терапия как можно скорее дополнила то, чего удалось добиться с помощью трансплантации.

О других не онкологических болезнях, от которых спасает трансплантация донорского костного мозга, читайте здесь:

Рак наоборот;

Пересадка последнего шанса;

Железо, море и генетика.

Фото из личного архива Анисы Гайнуллиной