Историческая реконструкция медицины – хобби красивое, но очень редкое, особенно в России. Два московских ординатора, педиатр и травматолог, не просто собирают и делают хирургические инструменты времен Наполеоновских войн, но даже воссоздали первую в истории человечества скорую помощь. Как врачи спасали жизни, не зная обезболивающих и антисептиков, и зачем этим интересоваться в наше время, выяснила Кровь5.

– Про костный мозг в то время еще ничего не знали: при перепиливании костей хирургов не интересовало, что там внутри. Единственное его упоминание в медицинских источниках касается питания в госпиталях. Там сообщается, что в костях животных есть жир, из которого получается хороший бульон, – рассказывает Павел Веретенников.

Он высок, бородат, облачен в синий мундир наполеоновского офицера и окровавленный фартук. Кровь, естественно, бутафорская, но зато все остальное максимально приближено к оригиналу. Они с Андреем Шомполовым – единственные в России, кто всерьез занимается исторической реконструкцией военной медицины времен войны 1812 года.

Сейчас оба ординаторы, а когда только начинали четыре года назад, то учились в Сеченовском медуниверситете. У Павла было хобби: он состоял в московском клубе «Серебряный волк», где дрался на тупых железных мечах и реконструировал быт раннего Средневековья. А еще мечтал объединить хобби и будущую профессию и воссоздать что-нибудь из дела викингов. Но как ни искал, не обнаружил никаких более-менее подробных источников о том, как лечили друг друга древние скандинавы.

Из творческого поиска его вывел один из руководителей клуба, который помимо викингов увлекался также реконструкцией Наполеоновских войн и состоял еще в клубе «5-й Кирасирский полк». Кирасиры на исторических фестивалях славятся тем, что организуют много интерактивных площадок, ставят кузницу, шорную мастерскую. В какой-то момент они решили, что полевая хирургия тоже не помешает, и думали, кому бы это направление поручить. А Павел, кстати, еще и французский знал – просто идеальное совпадение. В напарники он пригласил Андрея, который меньше увлекается историей, зато любит походы, выезды на природу и вообще легок на подъем.

Ампутация-пятиминутка

– В середине XVIII века многочисленные европейские войны дали сильный импульс к развитию хирургии, – объясняет Павел Веретенников. – До этого хирурги были людьми без образования, фактически мастеровыми, и не могли сами принимать решения без указания врача. Но потребность в их услугах становилась все больше, и хирургия превратилась в полноценную медицинскую специальность.

Немудрено, что этот этап развития медицины сохранился даже в названиях частей тела и медицинских манипуляций. Например, один из двух суставов, наиболее удобных для ампутации стопы, носит имя французского хирурга XVIII века Франсуа Шопара. А пункцию перикарда (она необходима, когда из-за травмы кровь заполняет околосердечную сумку, сдавливает сердце и надо как-то освободить его от давления) до сих пор делают по Ларрею. То есть по методике Доминика Жана Ларрея – барона империи и главного врача наполеоновской армии, чьи труды активно изучает Веретенников и даже планирует писать по ним диссертацию.

– Протокол ампутации, кстати, тоже сформировался именно тогда. Три разреза со смещением – кожа, наружные мышцы и глубинные, формирование конуса из культи. Именно так начали ампутировать в XVIII веке, и так это делают сейчас, – рассказывает Павел. – Впрочем, так делали только в мирных условиях. В полевом лазарете на это просто не было времени – руки и ноги отрезали одним движением.

Время играло ключевую роль. Сами посудите: об инфекциях ничего не знали и лечить зараженные раны не умели. Обезболивать – тоже (опий уже использовали, но в войсках его, считай, и не было). Не говоря уже о переливании крови: первая удачная трансфузия произойдет только в 1816-м, через год после поражения Наполеона при Ватерлоо, и, конечно, не в полевых условиях. Так что единственная надежда на успех – сделать все максимально быстро, пока пациент не умер от заражения, кровопотери или болевого шока. В полевых госпиталях был выстроен настоящий конвейер ампутаций.

– Опытный врач отрезал руку или ногу за 5 минут. Или даже за 40 секунд, если перевязкой сосудов занимался ученик или ассистент, – говорит Павел. – При этом Ларрей разработал протокол, по которому за любым серьезным ранением конечности следовала ампутация.

Если хирург диагностировал перелом, наблюдал потерю чувствительности или артериальное кровотечение, других вариантов не оставалось.

– По записям Ларрея, девять из десяти таких операций оканчивались успешно. Эта французская система приводила к тому, что выживало больше солдат, но качество их жизни было ниже, ведь люди оставались без рук и без ног, – объясняет Павел. – В русской армии, наоборот, могли по просьбе раненого сохранить конечность, но доля погибших от ран была больше.

Тут характерен пример двух военачальников Наполеоновских войн: русского генерала Багратиона и французского маршала Ланна. Обоих ранило в голень. Но Багратион несколько раз отказался от ампутации. И умер через 2,5 недели от нагноения. Ланну сразу отрезал ногу сам Ларрей. Он лично оперировал самых именитых раненых.

– Ланн, правда, тоже умер, но не от гангрены, а, как показало вскрытие, от кровоизлияния в мозг. Мы с моим научным руководителем подробно изучили оба этих случая по всем источникам, – рассказывает Павел.

Наставника он нашел в НМИЦ сердечно-сосудистой хирургии имени А.Н. Бакулева. Его зовут Сергей Глянцев, он заведует музеем истории хирургии. Он-то и надоумил Павла писать по Ларрею диссертацию. Тем более что вклад этого французского хирурга в историю медицины трудно переоценить.

– До Ларрея считалось нормой, что помощь раненым оказывается на следующий день после сражения. А его концепция состояла в том, чтобы заниматься ими максимально быстро. Для этого он предложил сооружать специальные повозки: «летучие амбулансы» – прототип скорой помощи.

Словом «амбуланс» во французской армии называли полевой госпиталь, который располагался в ближайшем тылу. А «летучий» вариант представлял собой повозку для скоростного подбора раненых и их доставки в лазарет. Ларрей лично нарисовал два варианта этого экипажа: маленький – на двоих раненых, и большой, запряженный четверкой лошадей, – для четверых. Сделал он это еще в 1793 году, пока служил в революционной армии. К началу Наполеоновских войн «летучие амбулансы» были приняты в войсках и должны были находиться при каждой дивизии.

– Впрочем, все французские историки отмечают, что реальная практика сильно отличалась от того, что предписывалось на бумаге. Это касалось и обмундирования (некоторые солдаты носили мундиры еще королевских времен), и наличия медикаментов, и «амбулансов». Между медслужбой и теми, кто отвечал за снабжение, царило полное взаимонепонимание. Реально в русском походе «летучие амбулансы» имелись только у гвардии.

Кстати, вслед за французской армией аналогичные повозки начали появляться и по другую сторону фронта. К 1812 году были они и у русских.

А вот отношение к врачам и санитарам как к некомбатантам (то есть людям хоть и входящим в состав вооруженных сил, но в боевых действиях не участвующим), которых надо беречь и жалеть, тогда еще не сформировалось. Иногда кавалерия во время глубинных рейдов по тылам совершенно сознательно громила госпитали, и никто не считал это военным преступлением. Впрочем, в нескольких источниках описан эпизод битвы при Ватерлоо, когда главнокомандующий армии союзников Веллингтон остановил наступление на одном из флангов, чтобы дать Ларрею собрать раненых.

– Наполеон же вообще считал, что некомбатантам не место на поле боя, поэтому даже санитарам выдавали копья. Но по факту наконечники у этих копий были съемными и обычно носились на поясе, а древки использовались как рукоятки носилок, – уточняет Павел.

Грибы, купорос и свинцовые пластыри

– Когда я собирал нам аптечку, просто залез в учебники по истории медицины и отобрал все лекарства, уже известные в тот период. Потом нашел реальную инструкцию тех лет, и оказалось, что попал только наполовину, – вспоминает Веретенников. – Выяснилось, что многие лекарства в полевой аптечке не использовали. А примерно половину места занимали сушеные грибы, которые сейчас никто не считает нормальными средствами первой помощи.

Да, военные медики тех лет активно применяли древесные грибы двух видов как гемостатическое средство. Одни грибы в сушеном и толченом виде засыпались в рану, чтобы остановить кровь. Другие, отмоченные, запихивали в рану целиком.

Сейчас Павел хочет изучить вопрос глубже, собрать нужные грибы и все-таки включить в аптечку:

– Я их, конечно, стерилизую. Уверен, что кто-нибудь из реконструкторов захочет попробовать эти грибы на небольших порезах.

А так набор полевой аптечки был небогат. Пара рвотных средств, пара средств от поноса, медный купорос, который тогда применяли для обработки ран, – способ действенный, но опасный. Опий иметь полагалось, но, по воспоминаниям современников, реально его не было. Имелся нашатырь. Его применяли, чтобы вывести из ступора ходячего раненого и он мог сам дойти до лазарета. Из неочевидного в полевой аптечке наполеоновского хирурга были пластыри.

– Раньше я периодически натыкался на их упоминание. Но никак не мог понять, из чего мог делаться клеящийся пластырь в начале XIX века, – признается Павел. – А делался он из свинцовой присыпки, в которой вымачивали тряпки. Свинец токсичный и неплохо убивал аэробные бактерии, которые могли попасть в рану с одежды или кожи.

Арсенал хирурга

– А вот ампутационный набор конца XIX века почти не отличался от современного. Да и в наполеоновскую эпоху не сильно отличался. Разве что ручки у инструментов были деревянные, которые трудно дезинфицировать. Но тогда просто не понимали, что это нужно делать, – объясняет будущий травматолог Андрей Шомполов.

В ампутациях он кое-что понимает. Недавно сам отрезал ногу бездомному, который пьяным заснул на горячих трубах теплотрассы и получил такой ожог, что сохранить конечность было уже невозможно.

Рассказывая об этом, он поигрывает инструментом, который современные доктора как раз уже не используют, – кривым, как тонкий полумесяц, секционным ножом. Он предназначался для быстрой ампутации, одним круговым движением.

– С ними была одна проблема, – добавляет Павел, – конечности у людей разного диаметра, поэтому в наборе хирурга должен был быть десяток ножей подходящих размеров.

Свой врачебный арсенал Павел и Андрей частично изготовили сами, частично – купили у антикваров. В хирургическом чемоданчике – пилы, ножи и большие неуклюжие щипцы для извлечения крупных пуль, выкованные полковым кузнецом из того же клуба реконструкторов. Впрочем, в реальности пули обычно вынимали по-другому. Сейчас Павел работает в дружественной мастерской над особым инструментом для этого под названием «tire balle». Сначала им, как щупом, искали в ране пулю. А найдя, вкручивали специальный винтовой сердечник из закаленной стали прямо в свинец пули, как штопор в винную пробку, и потом вытягивали ее целиком.

Ну а из груди или живота пули зачастую вообще не доставали. Еще в Крымскую войну 1853–1856 годов с французской стороны сражались ветераны русской кампании со старыми осколками и пулями в теле.

Особая гордость реконструкторов – настоящий карманный хирургический набор наполеоновских времен. Обычно такие стоят очень дорого, до 10 тысяч долларов за штуку. Но Павел нашел на eBay два разрозненных набора с частично поломанными инструментами по 120 долларов и собрал из них один.

– Иностранцам с этим проще, – говорит он. – К нам иногда приезжает французский реконструктор Оливье Ревель. У себя на родине он вроде сельского доктора, постоянно в разъездах. И может на деревенских базарах покупать очень недорого старинные вещи. У него их много: пилы, набор оловянных клизм– это такие большие шприцы для промывания ушей, носа и заднего прохода. Мечтаю, чтобы и у нас такие были.

Еще одна гордость Павла – настоящий механический скарификатор: это специальная машинка для кровопускания. С виду – латунная коробочка с кнопкой наверху, если ее нажать, снизу выскакивают несколько острых подпружиненных лезвий.

– Я его за 150 долларов купил и всегда храню в открытом состоянии, а то два кирасира уже взяли посмотреть и поранили пальцы, – рассказывает Павел.

Разоблачение киянки

У российских реконструкторов есть единственный в мире исторически достоверный «летучий амбуланс». Наполеоновскую скорую помощь изготовили этим летом и впервые представили публике на ежегодном фестивале на Бородинском поле.

– Есть два европейских клуба, которые реконструируют наполеоновскую военную медицину. Один во Франции, другой в Бельгии. Они тоже сделали «летучие амбулансы», но, в отличие от нашего, фантазийные, – хвастается Павел.

Сейчас кирасиры шьют госпитальную палатку. Вообще-то никаких достоверных источников о медицинских палатках того времени нет. Обычно полевой лазарет обустраивали в какой-нибудь ближайшей избушке, церкви, амбаре. Так что за основу взяли солдатскую палатку. Что поделать, ни амбара, ни ненужной церкви на Бородинском поле нет, а в дождь надо принимать приехавших на фестиваль туристов, желающих посетить популярную площадку.

На любом историческом мероприятии площадка полевых хирургов – одна из самых популярных. Публику привлекают муляжи отрезанных рук и ног, пугающие с виду инструменты. Можно, например, попозировать, изображая ампутацию.

– Мне нравится работать со зрителями. Я понимаю, что просвещаю их не только в исторической области, что благодаря мне они узнают новое о своем теле, – признается Павел. – Ведь людям зачастую не хватает самых простых медицинских знаний. Например, очень многие убеждены, что кровь из артерий перетекает прямо в вены. Постоянно об этом спрашивают.

Тут, наверное, стоит пояснить для читателей без медицинского образования, что между артерией и веной кровь проходит через артериолы, прекапилляры, капилляры (где, собственно, происходит обмен веществами между кровью и тканями), посткапилляры и венулы. Правда, бывают еще артериоло-венулярные анастомозы, по которым кровь может перетечь и из артерии в вены напрямую, но они запираются мышцами и используются организмом для регуляции кровоснабжения.

– Но самый частый вопрос – про обезболивание раненых. И всегда какой-нибудь умник из толпы сам на него ответит: били, мол, деревянным молотком-киянкой по голове. Так называемый рауш-наркоз. Но от этой практики отказались еще в XIII веке, потому что все люди разные, не существует способа так ударить по голове, чтобы каждый отключился. Часть от этого и умереть может, а часть, наоборот, останется в сознании. Но легенда в народе живет, – эмоционально произносит Павел. Потом продолжает: – А как-то раз одна бабушка сказала мне, что у грузин есть специальная песня, которую они хором поют и в этот момент не чувствуют боли. Она интересовалась, почему французские врачи такой способ не использовали. Я даже не знал, что ей на это ответить.