Наталия Нехлебова (текст), Анна Иванцова (фото)
Вернуть небо
Переливание крови и операцию на мозге можно делать даже голубям. Орнитолог Владимир Романов рассказал Кровь5, как спасают раненых диких птиц, почему попугаи выщипывают сами себя и сколько групп крови у куриц.
Черный аист стоит у детских качелей. Одно колено у него в зеленке.
– Черный аист – уникальная птица, очень редкая, занесена в Красную книгу, – говорит Владимир Романов. – Даже для профессионального орнитолога увидеть такую – большая удача. Этого подобрали в Новгородской области. У него было инородное тело в желудке и поврежденная нога. Он умирал. Пришел за помощью к людям в деревню. Его подкармливали, потом привезли к нам. Пришлось делать операцию.
Владимир Романов, кандидат биологических наук, зоолог, орнитолог, ветеринар, спасает птиц уже 40 лет. Для их лечения он создал «госпиталь для птиц» – две клиники в Москве и Санкт-Петербурге. И два центра реабилитации – под Рязанью и под Москвой. Больных диких птиц со всей страны привозит Росприроднадзор и неравнодушные люди. Те, кто никогда не смогут летать, остаются жить в реабилитационных центрах. Здесь у них есть место для прогулок. В госпитале лечат ранения, переломы, инфекционные болезни, инсульты, черепно-мозговые травмы, рак… Домашних птиц сюда тоже приносят, в основном попугаев. И кровь переливают чаще всего им.
– Последний раз мы переливали кровь попугаю жако, – рассказывает Владимир. – У него была анемия и проблема с легкими. Но птицам можно только один раз кровь перелить. Потом, как правило, начинается аллергическая реакция, поэтому нужно как-то по-другому вытаскивать.
Тому жако назначили лечебные ингаляции.
Под крылом донора
Серо-розовые красавцы жако живут в реабилитационном центре в подмосковном Раменском. Иногда они становятся донорами крови.
Взять за один раз у птички можно не больше 6 мг, или 1–2 процента от массы тела. Кровь переливают сразу, не хранят. Берут тонкими иглами для диализа из сонной артерии или из подкрыльцовой вены. Это занимает всего несколько минут.
У птиц в среднем 14 групп крови. Но они плохо изучены. И совместимость проверяют, просто смешивая кровь двух пернатых на стекле. Если не свернулась, можно переливать.
Но сначала все равно вводят чуть-чуть, чтобы проверить, не будет ли аллергической реакции. Чаще всего переливают плазму. Она проще совмещается с кровью реципиента. Кровь африканского попугая подмосковной вороне переливать, конечно, нельзя. Донор и реципиент должны быть одного вида. Если птичка меньше попугая жако, кровь ей уже не перельешь.
– Мы у волнистых попугайчиков берем кровь на ПЦР, – рассказывает орнитолог, – ее только на два анализа хватает. Там капелька совсем. Как им кровь переливать? Слишком они маленькие.
Кровь птиц очень похожа на кровь рептилий. Только эритроциты у них меньше размером. Впрочем, эксперименты по переливанию крови от ящериц уткам не проводились, а вот от голубя хищной птице кровь переливали. Но в теле нового хозяина эритроциты быстро разрушались.
– Мы переливаем кровь воронам, голубям, но большинству крупных диких птиц мы не переливали никогда, – говорит Владимир Романов. – Ну вот привезли беркута. Хорошо было бы ему сделать переливание. Но где я срочно возьму второго беркута? Экспериментами по межвидовому переливанию мы не занимаемся. Нам главное, чтобы все были живы и здоровы.
Лучше всего человечеству знакома кровь куриц. Известно, что существует 28 ее групп.
– Курицы – популярные сельскохозяйственные животные, – объясняет орнитолог, – они очень хорошо изучены. Я с ними еще в советское время работал в Институте эволюционной морфологии и экологии. Мы там занимались фундаментальной большой наукой, а птиц спасали между делом.
Есть такое зло
Гигантский белый филин мигает огромными рыжими глазами. Он сногсшибательно красив. Его привезли в реабилитационный центр для птиц из Ульяновской области. У филина не хватает части крыла, летать он не сможет никогда.
– Подстрелили его, – вздыхает Владимир. – Красивых хищных птиц отстреливают на чучела, а потом продают. Такой бизнес. Мы птиц лечили и тех, кого невозможно на волю отпустить, пробовали бесплатно раздавать. Есть же люди, готовые о них заботиться. И в конце концов обнаружили, что таксидермисты приходят к нам и забирают самых красивых. Мы раздавать их перестали, не для того мы их лечим.
Грустная история аиста, которого недавно выпустили в Рязанской области после долгого лечения. Аисты – они такие: их не вытолкаешь. Они потом ходят вокруг, не улетают.
– Так нашего аиста кто-то поймал, клюв его в забор просунул и сломал, – продолжает орнитолог. – Надо знать, что есть такое зло. И мы птиц стараемся отпускать подальше от человека.
Травмы у птиц обычно огнестрельные, или они запутались в проводах, или врезались в окно, в котором отражалось небо. Очень много в госпитале жертв браконьеров.
На лечение редких диких птиц нужно официальное разрешение Росприроднадзора. А таких в центре больше половины. Многие краснокнижные.
– Птицы сами за себя не отвечают же, – улыбается Владимир, – и вот у нас в стране за них отвечает Росприроднадзор. Они нам их и привозят.
Новый пациент – степной орел из Ставропольского края. В него стреляли из дробовика, повредили крыло. Здесь ему вставили в предплечье спицу. Летать он не может и живет в реабилитационном центре.
Беркут попал в капкан, ему пришлось ампутировать лапку. Хищный балобан когда-то жил в питомнике. Но от неправильного содержания у него опухли лапки, начался дерматит. Его выпустили на волю, где он чуть не погиб. Для таких птиц лапы как зубы, они ими хватают добычу. Поэтому с этими травмами в дикой природе они уже не выживут.
Белые совы раз в семь лет покидают Заполярье и прилетают туда, где теплее. В это время на севере слишком суровые зимы даже для полярных птиц. От истощения они выходят к дорогам, белых сов находят даже под Москвой. В реабилитационном центре уже несколько лет живут две совы – у одной хроническое воспаление легких, у другой проблемы с почками.
Четырех соколов конфисковали прямо на таможне в Шереметьеве. Их везли за границу на продажу. Маленькие кулики пострадали от ворон. В городе те преследуют лесных птиц до тех пор, пока не убьют. Московские вороны привыкли к жестокой борьбе за выживание.
Выздоровевших птиц отпускают на свободу в основном весной, когда начинает пригревать солнце. Некоторых, тех, у кого есть силы отправиться на юг, выпускают осенью. В этом октябре выпустили орлана-белохвоста, который прожил в центре два года. У него были больные почки, отказывали лапы. Но он полностью восстановился, и его отпустили в небо у Финского залива.
– Птицам мы даем имена, когда отпускаем, – рассказывает орнитолог. – Так их проще запомнить. Орлана мы назвали Рустиком. В честь Рустама Набиева, который без ног покорил Эверест. Это достойный человек. Наш орел был похож на него характером. Такой целеустремленный. Раньше у нас были птицы, которых мы называли Мересьев. Тех, у кого с лапками, например, были проблемы. Но сейчас, я думаю, лучше называть их именами живых героев.
Болит голова у дятла
В клинику, которая находится в столице, часто приносят домашних птиц и тех, что нашли на улицах города. Встревоженные посетители с волнистыми попугайчиками в клетках оборачиваются на аккуратный стук. Это интеллигентно стучит по стеклу, обращая на себя внимание, розовый какаду. Он почти без перьев.
У какаду умер хозяин, и попугай от тоски выщипывает себе перья. Живет он теперь в клинике. Если большим попугаям не уделяют внимания, если вдруг их жизнь круто изменилась – в доме появился ребенок, новый питомец, клетку переставили в другое место, – они могут впасть в депрессию и заняться самовыщипыванием.
Владимир Романов создал препарат, который помогает птицам при стрессе. У орнитолога вообще около десятка запатентованных лекарств для птиц: для лечения инфекционных заболеваний, стимуляции иммунной системы, от пневмонии, заболеваний желудочно-кишечного тракта, почек, печени, нарушений минерального обмена… Его онкологический препарат замедляет рост опухоли. Его можно применять для любых животных. Если опухоль невозможно удалить, птице благодаря этому лекарству можно продлить жизнь на год-полтора. Химиотерапию пернатым пациентам делать нельзя, слишком много побочных эффектов. Птицы не выдерживают, умирают.
– Онкологии у птиц очень много, – рассказывает ветеринар Людмила Коробкова. – Каждый день кто-нибудь с опухолью поступает. Если можно оперировать, мы оперируем. Если нет, колем препараты.
Сюда приносят небольших птичек – попугаев, канареек, амадин, туканов, маленьких сов-сплюшек, голубей, ворон, синичек… Сейчас проходит лечение дятел с черепно-мозговой травмой. Ему дают ноотропы. При поступлении птице делают анализ крови, берут мазок из клюва. Проверяют на инфекции, которые могут передаваться человеку: птичий грипп, орнитоз, сальмонеллез.
– Если вы нашли больную птицу и принесли домой, нужно быть очень осторожными, – объясняет ветеринар. – Перчатки, маска, руки мыть, к лицу не подносить, не целоваться. Некоторые дома догадываются выпустить дикую птицу, и она бегает по комнате. Ну тогда за ней нужно бегать с хлоркой. Птицу с улицы лучше сразу закрыть в клетку. Ее проще дезинфицировать, чем всю квартиру.
В клинике птицам делают уколы антибиотиков, лекарственные ингаляции, дают препараты вместе с кормом. Есть реанимация: маленькие амадины отлеживаются в контейнере, куда по трубке поступает кислород. Волнистые попугайчики восстанавливаются после операций в специальных теплых шкафах. Птицы очень чувствительны к температуре.
Здесь делают кесарево сечение и операции на мозге. Часто птички не могут снести яйцо. В клинике им делают специальные инъекции, если это не помогает, спасает кесарево. Операция на мозге необходима при инсультах. Сначала делают рентген, потом трепанацию черепа.
– Однажды мне принесли голубя, – рассказывает Людмила Коробкова. – Люди отбили его у ворон, которые проклевали ему череп. Я сделала голубю несколько операций, пришлось удалить часть мозга, приладить обломки костей так, чтобы они закрывали мозг. Не верила, что он выживет. Мы кололи ему ноотропы, антибиотики, кровоостанавливающие. В итоге голубь прожил два года. Люди, которые отбили его у ворон, ухаживали за ним. Он не понимал, что надо есть, стучал по зерну, а съесть его не мог. Хозяева кормили его с рук. Каждый месяц приносили нам проверить здоровье. И он очень долго прожил, а умер в итоге от сердечной недостаточности.
Маленькие птички проводят в клинике до нескольких месяцев. Домашних, которых не хотят забирать хозяева, пристраивают в добрые руки. Диких отпускают. Тех, кто не может летать, увозят в реабилитационный центр.
– Птицы часто возвращаются к нам. Даже хищники. Мы коршуна вылечили и отпустили, так он годами к нам прилетает. Аисты назад приходят. Но птицы прилетают к нам и улетают снова, – рассказывает Владимир Романов. – У нас в стране нет такого понятия, как «медицина диких животных». А дикими птицами надо заниматься, хотя бы чтобы понимать, как в их среде распространяются вирусы. Когда вирусы потом приходят к домашним птицам, уже поздно.
Коллеги Романова шутят, что он спас миллионы птиц. Потому что лечить можно целыми стаями. Когда популяция в дикой природе заболевает, разбрасывать корм с антибиотиками или с вакциной.
– Да, есть мнение, что диких животных спасать не нужно, – говорит орнитолог, – потому что природа создала для них естественный отбор. Но есть еще такое понятие, как «гуманизм». И это все-таки выше, чем естественный отбор. Люди сочувствуют птицам. Возможно, потому что могут себе представить, каково это быть раненой птицей, которая не может подняться в небо.
Черный аист прячет клюв в перья. Ему зябко. Летать он может, но плохо. Для него в реабилитационном центре есть теплый вольер. Он останется жить тут, потому что у него больной желудок и нужно специальное питание. Кто черному аисту в дикой природе будет готовить?
