Карельский регистр маленький, но во многом — первый. Первым стал брать у добровольцев мазки буккального эпителия вместо пробирок крови, первым начал спасать иностранных реципиентов. А еще в него принимают тех, кого в другие регистры не берут. Кровь5 отправилась в Карелию, чтобы узнать о регистре на месте.

— «Лейкемия» — хорошее слово, много гласных — как движение вперед. А в «лейкозе» «з» стоит как точка в конце. Недаром это слово больше пугает пациентов. Тогда как «лейкемия» звучит на иностранный манер и вызывает уважение, — рассуждает глава Карельского регистра Юрий Иоффе, пока мы стоим в пробке на петрозаводском проспекте Карла Маркса.

Только что мы проехали уличный рекламный щит, который призывал «помочь больному лейкемией» и стать донором костного мозга.

Мой собеседник — невысокий седеющий мужчина в толстых очках и штанах с подтяжками. Юрий Гаевич интеллигентно, немного устало улыбается. И даже своего многолетнего соратника 29-летнего Андрея Варшукова называет исключительно на «вы», а меня, журналиста, и подавно.

— Что касается донорства, то лучше всего говорить о донорстве кроветворных клеток. Это и профессионалов устраивает, и людей не отпугивает, как словосочетание «костный мозг». Тем более что в подавляющем большинстве случаев у донора берут не костный мозг, а клетки из крови, — продолжает Иоффе. — «Гемопоэтические» — слишком сложно. Я-то был гематологом, не понимал этого и назвал наш регистр по-научному: Карельский регистр неродственных доноров гемопоэтических стволовых клеток. Теперь понимаю, что неправильно сделал, слух режет. Но уже поздно переделывать.

История регистра началась чуть больше 20 лет назад. Тогда 40-летний Иоффе работал в гематологическом отделении Республиканской больницы имени В. А. Баранова и поехал на учебу в Первый Санкт-Петербургский государственный медицинский университет, к академику Борису Афанасьеву. Изучали высокодозную химеотерапию и аутологичную трансплантацию кроветворных клеток. В Петрозаводске у Иоффе остался пациент — молодой мужчина с хроническим миелоидным лейкозом.

— На тот момент ингибиторы тирозинкиназы еще не использовали, и вылечить его можно было только пересадкой костного мозга, — рассказывает врач. — Иначе прогноз был бы неутешительный: от года до шести лет с момента диагностики до смерти. У него не было ни братьев, ни сестер. Донора в России я ему искал, но тоже не нашел: у пациента — редкий генотип. Регистры тогда были маленькие: только в Первом меде у Афанасьева, у Людмилы Николаевной Бубновой, тоже в Петербурге, и в Гематологическом научном центре в Москве. При этом только у нас в Карелии 10–15 человек в год нуждались в аллогенной трансплантации, и лишь у некоторых из них были подходящие родственные доноры.

А на учебе в Первом меде он как раз познакомился с доктором Ольгой Маринец и ее будущим мужем Игорем Блау из клинике Шарите в Берлине.

— Они свели меня с Эмилем Моршем. Это отец Стефана Морша, возглавлявший тогда фонд его имени, строивший старейший немецкий регистр доноров. Морш-старший мечтал развивать донорство костного мозга в местах, где его практически не было: в России и на Ближнем Востоке.

В 2001 году Морш приехал в Петрозаводск, встретился там с карельскими врачами — Юрием Иоффе и его непосредственными начальниками из больницы. Договорился, что россияне будут создавать базу доноров и посылать их генетические образцы на HLA-типирование в Германию. И что Фонд Морша станет поддерживать новый российский регистр, пока тот не вступит в качестве полноправного члена во всемирную базу WMDA, Всемирной ассоциации доноров костного мозга.

— Вообще-то у нас в Карелии сильная школа гематологии. Именно у нас профессор Иридий Менделеев в 1959 году проводил один из первых в России и мире опыт по пересадке костного мозга от человека к человеку. Донора, правда, по незнанию подбирали по группе крови, и трансплантат не прижился. Но эта область медицины делала тогда свои первые шаги, — рассказывает Юрий Гаевич. — Помимо школы у нас было и оборудование — сепаратор крови для афереза. Мы его использовали для аутологичных пересадок. Видимо, поэтому Морш нами заинтересовался и решил сотрудничать с республиканской больницей.

Первую акцию по привлечению потенциальных доноров для нового карельского регистра провели 27 апреля 2001 года. Она проходила в конференц-зале больницы с утра до вечера. Кровь на HLA-типирование тогда сдали 202 человека, в основном медики. Пробирки отправили в Германию с Игорем Блау. Через несколько месяцев пришли результаты.

Вторая акция состоялась в Костомукше, городе горняков у финской границы. Почему именно там? А потому, что нашелся энтузиаст — заведующая терапевтическим отделением больницы Вера Кудрявцева. Так Карельский регистр будет развиваться и дальше: не системно, от города к городу, а по мере присутствия энтузиастов. Например, сейчас у регистра есть добровольцы-помощники в Красноярске — и тянется ручеек новых доноров из Сибири, даром что регистр — Карельский. Но об этом после. А акция в Костомукше состоялась в октябре 2001-го при поддержке местных газет, радио и телевидения.

Еще не успели немцы обработать образцы после этой донорской акции, как случилось первое совпадение: один из тех 202 добровольцев предварительно кому-то подошел. Подтверждающее типирование, правда, показало, что донором он быть не сможет, но начало международному сотрудничеству было положено.

Одной из них стала Юлия Кругликова из Мончегорска. Сейчас она работает в своем родном городе врачом медико-социальной экспертизы, а тогда училась на медицинском факультете Петрозаводского госуниверситета (ПетрГУ).

— На четвертом курсе у нас начались занятия по гематологии, вел их Юрий Гаевич, который позвал нас вступить в регистр, — вспоминает Юлия. — Если честно, мы думали, что вступление обеспечит нам поблажки на экзамене. Тогда потенциальными донорами стала большая часть нашей группы.

В результате два года спустя Юлия стала одним из первых в стране реальных неродственных доноров. Шел уже выпускной, шестой курс. Юрий Иоффе приходил в общежитие и лично колол студентке препарат, чтобы выгнать кроветворные клетки в кровь. А потом студентка сдавала их методом афереза в республиканской больнице в Петрозаводске.

— Удивительно было узнать, что где-то есть человек с таким же генетическим материалом, — замечает Юлия. — Для меня это была не только возможность помочь кому-то другому, но и настоящее приключение

Тогда же, в 2004-м, Юрий Иоффе ушел из больницы. С одной стороны, сложно было совмещать две работы, с другой — он считал такое совместительство в принципе неправильным.

— Я был твердо уверен тогда и уверен сейчас, что один и тот же человек не должен заниматься и донорами, и реципиентами, — объясняет Иоффе.

Трансплантация на экспорт

Следующих двух донаций карельскому регистру пришлось ждать долго — до 2018 года. На этот раз доноры из российской базы помогли спасти иностранцев. Стало это возможно, поскольку в 2006-м Карельский регистр вступил в WMDA, а с 2007-го — в международную поисковую систему. Первый успешный поисковый запрос пришел из Аргентины. Причем Юрий Иоффе сразу понял, что забор клеток у донора придется делать за границей.

— Аргентинцы дали понять, что трансплантат должен быть доставлен к ним в течение 24 часов, — рассказывает он. — А самолет из России до Буэнос-Айреса летит 20 часов. И надо еще какое-то время заложить на форс-мажор. Поэтому мы решили делать забор кроветворных клеток в Берлине. Оттуда час лета до Франкфурта, а там — десять часов до Аргентины.

Кроветворные клетки забирали в дружественной благодаря чете Блау клинике Шарите. Когда в том же 2018 году пришел поисковый запрос из Эстонии и донором стала молодой доктор Анастасия Кузнецова из Петрозаводска, ее уже по проверенному маршруту отвезли в Берлин.

С тех пор доноры Карельского регистра пригодились еще дважды, оба раза в 2019-м. Для пациентки Морозовской детской больницы в Москве и для мальчика из Франции.

— Забор клеток для маленького француза мы хотели сначала сделать в России. Но потом поняли, что не успеваем, потому что нам дали очень короткие сроки. Запрос пришел в августе, а пересадка была назначена уже на начало сентября, — рассказывает Иоффе. — Поэтому мы повезли донора в Кельн.

Затем началась пандемия, и запросов стало меньше. На Западе смотрят на ситуацию с коронавирусом в стране и при наличии вариантов стараются выбирать доноров из менее рискованных зон. Но кое-какие запросы все же приходят.

— В этом году мы решали вопрос с подтверждающим типированием донора для португальского пациента, — вспоминает Иоффе. — Причем сам человек в это время находился в Бангладеше. Он из Краснодара, там вступил в наш регистр. А сейчас строит АЭС в окрестностях Дакки.

Донор подтвердил свою готовность поделиться клетками и пройти все необходимые обследования. Но ситуация осложнилась тем, что в Бангладеше нет своего регистра доноров, через который можно было бы провести все необходимые обследования. Надо было срочно где-то найти врача, который сможет забрать кровь, получить разрешение на вызов и отправить материала в Лиссабон.

— Нам помогли в WMDA, — продолжает Иоффе. — Дали контакты одного доктора в Дакке и еще одного студента-медика, который мечтал создать в Бангладеше регистр. С нашим вопросом мы обратились к доктору. Он был готов взять у нашего донора кровь на подтверждающее типирование. Но нигде в стране не смогли сделать обследование на гепатиты B и C по международным стандартам. Так что португальцы отказались — видимо, у них имелся в запасе другой донор. Но для нас это был серьезный вызов: мы поняли, что можем решать такие задачи в любой точке мира.

А чтобы пандемия не мешала доставке трансплантатов из России за границу или из-за границы в Россию, Юрий Иоффе придумал оригинальный ход. Регистр набрал курьеров-волонтеров с двойным гражданством, чтобы их не могли не пустить в Россию и в Европу. Их уже семеро: с финским, австрийским, швейцарским, немецким, французским паспортами.

Восемь страниц для донора

В магазине «Don Бутон» на проспекте Ленина прямо при входе стоит большая картонная коробка с рисованными человечками. Юрий Иоффе отпирает его ключом, но внутри пусто. Это специальный ящик для потенциальных доноров, куда можно опустить конверт с анкетой и образцами своего буккального эпителия. Три таких расположены в Петрозаводске, четвертый на днях поставят в ПетрГУ. Еще по одному — в карельских райцентрах: Костомукше, Надвоицах, Муезерском и Кондопоге.

Получить и отправить набор для вступления в регистр можно также по почте. А в Петрозаводске есть даже четверо волонтеров с машинами, готовых доставить комплект на дом. Особенным спросом они пользуются зимой, когда мороз, снег и добровольцам, желающим вступить в регистр, не хочется выходить из дома.

Карельский регистр первым в России, еще шесть лет назад, освоил HLA-типирование с помощью забора буккального эпителия. Объяснение простое: у него никогда не было собственной лаборатории, что позволяло быстрее переходить на новые технологии. Сначала материалы карельских доноров бесплатно типировал Фонд Морша. Но в 2007 году, после вступления регистра в WMDA, как и было оговорено, это сотрудничество прекратилось.

Пробирки с кровью карельских доноров отправляли то в Петербург, то в Самару. Потом некоторое время проводили генетические анализы на месте — в лаборатории Института биологии карельского отделения РАН. Потом нашли партнеров в Москве: в Российской детской клинической больнице и в Институте Склифосовского. Затем снова стали типировать в Санкт-Петербурге, в 31-й больнице.

А в 2015-м все та же чета Блау познакомила Юрия с самым быстрорастущим немецким регистром DKMS. Там предложили HLA-типирование в Германии, причем сразу по европейскому стандарту — с помощью мазков. С тех пор все образцы из Карельского регистра отправляют в DKMS, где типируют по 14 локусам, проверяют на ВИЧ и цитомегаловирус (наличие или отсутствие этого вируса в организме — один из факторов при подборе потенциального донора) и делают это все по вполне европейским расценкам: около 20 евро за образец. Точнее Юрий Иоффе не говорит — коммерческая тайна.

— Когда мы начинали, типирование было гораздо менее точным и стоило 150–200 евро за донора. По сути, мы прошли на своем опыте всю историю типирования — от серологических исследований до NGS. Качество растет, стоимость снижается, — говорит руководитель регистра.

Поэтому на образцы буккального эпителия каждого конкретного донора необходимо получать отдельное разрешение Росздравнадзора.

Из-за этого у Карельского регистра самая большая в стране донорская анкета. В общей сложности потенциальный донор должен заполнить восемь страниц текста. В том числе — согласие на вывоз.

Как только набирается 50 или больше комплектов из палочек с мазками и заполненных анкет, регистр начинает готовить их к отправке. Часть анкет, а именно 50 оригиналов согласия доноров, отправляются в Москву, вместе с ними — копия лицензии регистра и договора с заграничным контрагентом, то есть DKMS. Согласованием в федеральном Росздравнадзоре занимается удаленный сотрудник регистра — постоянно живущий в столице врач. Бюрократическая процедура занимает восемь дней. Еще нужны отдельные документы для таможни и службы безопасности аэропорта. С ними посылка отправляется через службу доставки DHL и за четыре дня приезжает в Германию.

Отправка за рубеж образцов крови для подтверждающего HLA-типирования — отдельное мероприятие. Для него требуется другое разрешение. Чтобы его получить, у регистра есть лицензия на сестринское дело, позволяющая проводить забор биоматериалов.

Помимо согласия и обычной анкеты в комплект Карельского регистра входит небольшой опросник на две страницы. Самые главные вопросы: готов ли новый потенциальный донор пройти обследование и ехать на донацию в другой город. Если на какой-либо из них человек отвечает отрицательно, в регистр его берут, но делают особую пометку, что донор может оказаться проблемным. Критически важный вопрос про мотивацию. Если человек укажет, что вступает в регистр ради материального вознаграждения, то с таким дела иметь не будут. Недавно как раз был такой кандидат, но его в регистр не приняли.

К восьми страницам текста прилагаются четыре палочки для взятия мазка. Первые две — для собственно HLA-типирования, третья позволяет взять ПЦР-анализ на цитомегаловирус. Четвертая палочка запасная.

Математика регистра

— Дольше всего пришлось выбивать деньги с аргентинцев, — вспоминает Юрий Иоффе. — После донации они не спешили переводить нам положенные 18 тысяч евро. Я писал директору их регистра, но в ответ молчание. Только когда я в WMDA обратился, Аргентина мне ответила и заплатила.

С каждой донации за рубеж западные контрагенты платят регистру 18 тысяч евро. На эти деньги надо отвезти донора и сопровождающего к месту донации. За границу добровольца из Карельского регистра всегда непременно сопровождает врач. Еще нужно компенсировать донору две недели зарплаты, которую он в это время не получал. В общем остается примерно 1 млн рублей. На эти деньги можно типировать 400 новых доноров, объясняет Иоффе.

Подтверждающие типирования — тоже возможность немного заработать. За каждое иностранцы платят 300 евро, и кое-что от этой суммы остается. Штук 20 таких типирований, одна-две донации в год, и экономика Карельского регистра сходится.

— Вот и получается, что нам выгоднее всего отправлять трансплантаты на Запад, — констатирует Юрий Иоффе. — На пожертвования регистру не прожить. Нужны либо выплаты за каждого донора, от которого прошла трансплантация (нас бы устроили хотя бы 200 тысяч рублей за каждого реального донора). Либо нам нужен постоянный спонсор: частное лицо или компания.

Карельский регистр собирает пожертвования на четырех площадках: «Благо.ру», «Сбер Вместе», «Нужна помощь» и американской платформе GlobalGiving. За прошлый год все вместе принесли 565 тысяч рублей. Еще 567 тысяч — возмещение расходов на подтверждающее типирование. В этом году пока собрано 362 тысячи рублей пожертвований от физлиц.

В прошлом году посчастливилось получить грант «Россетей» на административные расходы регистра. Он составил 774 тысячи рублей. Поэтому год Карельский регистр прожил относительно спокойно.

Еще один грант предоставил DKMS. Он взял на себя расходы по HLA-типированию. В общем на жизнь регистра хватает, но на зарплатах приходится экономить. Так что 14 дней в месяц Юрий Иоффе работает терапевтом в городской и железнодорожной больницах Петрозаводска. А все остальное время занимается регистром. Уйти из медицины пока не получается по финансовым причинам.

Добровольные помощники

Каждые пять-десять дней кто-нибудь из регистра дежурит в офисе. Это значит, что можно прийти и сдать буккальный эпителий на месте. Либо Юрию Иоффе, либо Наталье Ковалевой, невысокой смешливой женщине с короткой стрижкой. Ее саму когда-то спасла пересадка костного мозга от донора из Италии. А набрать денег на операцию помогал Карельский регистр.

— Когда мне сказали, что нужен донор, я поняла, что мне дешевле умереть, — говорит она шутливо. — Но потом столько людей в меня поверили и поддержали, что стало понятно: умирать мне никак нельзя.

Наталью действительно спасали все. От горно-обогатительного комбината в Костомукше до петрозаводских школьников, устроивших в ее поддержку благотворительный спектакль. Пересадку женщине делали в НИИ имени Раисы Горбачевой.

— Когда мне перелили донорские клетки, я заревела, — признается Наталья. — Даже трансфузиолог удивился. Все ведь обычно радуются. А я просто почувствовала, как в меня новая жизнь входит, и не смогла сдержать слезы.

За эту новую жизнь Наталья считает себя в долгу. Поэтому всячески помогает другим людям стать донорами.

За пиар, соцсети, краудфандинг и донорские акции в регистре отвечает Андрей Варшуков. Он родом из небольшой деревни Чёлмужи и еще в девятом классе начал восхищаться донорами: надо же, не врачи, не пожарные, а людей спасают. Как только поступил в ПетрГУ на физтех, сразу пошел сдавать кровь. О донорстве костного мозга узнал из соцсетей, нашел во «ВКонтакте» Юрия Иоффе и начал пытать его вопросами: не вредно ли для здоровья, а можно ли, став донором костного мозга, продолжать кровь сдавать.

Кровь на HLA-типирование Андрей сдал прямо на станции переливания во время очередной донации. Затем он организовал первую университетскую акцию по вступлению в регистр. Акция была с бумажными журавликами — с отсылкой к знаменитой истории умершей от лейкоза японской девочке Садако Сасаки.

— Мы устроили соревнование, какой факультет больше журавликов сделает. Их было очень много, целыми пакетами приносили. Мы их потом раздавали на улице и рассказывали людям про регистр, — вспоминает Андрей.

С тех пор сменилось уже несколько поколений студентов ПетрГУ, но каждые новые участники университетского донорского движения проводят акции по привлечению студентов в регистр. С нового учебного года объединение доноров ПетрГУ возглавит Ксения Петрова, в числе ее первых свершений — уже упомянутый ящик для приема образцов буккального эпителия в университетском профкоме.

— Мы всегда опираемся на те структуры, которые есть: профком университета, студсовет железнодорожного колледжа. Приходим к ним и говорим: есть такая идея — провести акцию, — объясняет Андрей Варшуков. — С нашим республиканским министерством здравоохранения договорились о сотрудничестве. Они периодически публикуют нашу информацию на своем сайте. А мы рекрутируем доноров на станции переливания крови.

Причем на станции у потенциальных доноров берут не кровь, как обычно, а тоже мазки. Карельский регистр окончательно и бесповоротно перешел на забор буккального эпителия.

Иногда фонд получает площадки на городских фестивалях.

А еще разные известные в городе люди. В их числе — руководитель главного карельского арт-пространства Agriculture Наталья Ермолина. А также игроки петрозаводской команды по американскому футболу «Карельские оружейники», лидер местной инди-рок группы The IMG Юрий Суетин. Когда его группа была еще начинающей, музыкантов позвали участвовать в концерте ко дню рождения регистра. Так и началась дружба. Юрий Иоффе регулярно выступает в местных СМИ, так что на уровне республики тема донорства костного мозга звучит.

Способствуют этому и четыре щита с наружной рекламой, мимо одного из которых мы с Иоффе проезжали на машине. За каждый щит регистр платит по 10 тысяч рублей в месяц, но Юрий Гаевич считает трату оправданной: это работает на узнавание.

С тех пор как Карельский регистр перешел на взятие мазков, его филиалы действуют везде, где находятся волонтеры. В Красноярском крае, например, рекрутингом занимается Татьяна Бурыгина.

— Я вступила в Карельский регистр, потому что он единственный тогда состоял в международной поисковой системе. И для меня была важна возможность спасать людей независимо от государственных границ, — объясняет она. — Регулярно ко мне обращаются люди, для которых тоже важно быть в международной базе доноров, и я помогаю им сдать образцы на HLA-типирование.

Регистр для всех

В Карелии живут только 65% членов Карельского регистра. Еще 700–800 человек постоянно проживают в Москве, а остальные разбросаны по всему миру. Если донор уезжает за рубеж, его никто не вычеркивает из списков, пока он не решит сам вступить в какой-нибудь местный регистр по новому месту жительства.

Сейчас в Карельском регистре 3359 человек, типированных с высоким разрешением по максимальному числу локусов. И еще примерно 2,5 тысячи тех, чьи образцы проанализированы по технологиям предыдущих поколений.

В 2020-м, правда, был провал из-за пандемии. Но в 2021-м все выровнялось — на начало августа было включено уже более 300 новых членов. И фактически собрана очередная посылка в Германию на 100 с небольшим человек.

Все анкеты обрабатывает сам Юрий Иоффе. Регистр маленький, и лишних людей в нем нет. Физически регистр хранится на двух компьютерах в крошечном офисе на улице Кирова. Чтобы попасть в поисковую базу, надо ввести два пароля. База с персональными данными доноров находится в отдельном компьютере, не подключенном к интернету. Там уже свои два пароля. Так что персональные данные защищены. А вот возможность проверить свой генотип на предмет наличия доноров тут есть у каждого. Достаточно ввести результаты HLA-типирования в форму на сайте, и система выдаст количество совпадений, если они есть.

Несмотря на то что Карелия — национальная республика, ждать от местного регистра угро-финских генетических особенностей не стоит. Национальный коктейль тут достаточно пестрый. Очень много потомков репрессированных из Прибалтики и Западной Украины. Хотя в начале работы была попытка привлекать в регистр коренные народы в местах их компактного проживания: вепсов в окрестностях села Шелтозеро и карелов в Олонце. Но окончилась она не очень успешно.

— Это был университетский проект по изучению состояния здоровья наших коренных народов. А мы ездили с ними и набирали доноров, — вспоминает Юрий Иоффе. — Правда, люди к нам шли в основном пожилые. Как же, доктора из Петрозаводска, надо им показаться. Так что набрали мы тогда человек десять. Но с точки зрения пиара это было неплохо.

А если человек — активный донор крови, то даже до 55.

— Донорство кроветворных клеток не большая нагрузка на организм, чем сдача компонентов крови, — объясняет Юрий Иоффе. — Да, на аферезе донор клеток проводит не 40 минут, а несколько часов, зато сдает не 450 мл, а 350–300 мл.

Вес донора не является жестким ограничением, ведь он в течение жизни меняется. Состояние зрения тоже.

— В целом я сторонник того, чтобы не ограничивать жестко, — продолжает Иоффе. — Однажды к нам захотел вступить глухой, но полностью здоровый в остальном человек. Я на всякий случай обратился за разъяснениями в WMDA. Они привели пример реального донора из Чехии, тоже глухого. Он во время донации просто переписывался с врачом с помощью телефона. Так что глухота не помешала наблюдать за его состоянием.

Есть в Карельском регистре даже потенциальный донор с врожденной одной почкой. Ведь противопоказанием является удаление органа или почечная недостаточность, а у него и орган не удален, и с работой своей единственная почка нормально справляется. Юрий Гаевич в свои 60 тоже продолжает числиться в регистре.

— Я сам себя исключать не стал. Возраст мой в базе виден. Но DKMS берет людей любого возраста, если у них нет противопоказаний. Возможен случай, когда совместимых с пациентом молодых доноров вообще не окажется из-за смешанных браков. А пожилые есть. Так что маленький шанс стать реальным донором у меня еще остается.

Фото: Сергей Строителев