Костный мозг обратил на себя внимание врачей примерно во второй половине XIX века. Сама идея его пересадки возникла в связи с идеей трансплантации костной ткани: сразу несколько крупных ученых в 1870-е годы выпустили труды о пересадке костей. Это, в свою очередь, привлекло внимание и к костному мозгу. В 1895 году появилась, например, монография И. Роецкого «О костном мозге как органе кроветворения».

Тогда же в медицинской литературе одно за другим появились предположения, что костный мозг можно использовать для лечения разнообразных патологий крови, главным образом малокровия (анемии). Ряд врачей, в том числе и отечественных, которые опирались на сведения, почерпнутые в иностранной литературе, назначали пациентам смесь из бычьего костного мозга, сливок, желатина и глицерина. По их словам, этот коктейль оказывал общеукрепляющее воздействие.

Серьезный прорыв в методике изучения костного мозга произошел в 1927 году в СССР. Врачи М. Аринкин и М. Лисицын разработали технику так называемой стернальной пункции с помощью специального шприца, которая позволяла взять у больного (а впоследствии – и у донора) нужное количество костного мозга для исследований. В течение 1930-х годов методика Аринкина – Лисицына совершенствовалась разными врачами, тогда же начались и первые экспериментальные попытки трансплантаций: больным, страдающим анемией, вводили взвесь костного мозга внутримышечно и даже внутривенно. Смелые эксперименты в начале 1940-х проводил харьковский хирург Г. Караванов: он пересаживал кроликам в подкожную клетчатку красный костный мозг вместе с костью – и пришел к выводу, что часть клеток после трансплантации способна к возрождению.

Острая необходимость в пересадке костного мозга возникла после Второй мировой войны. Появление атомного оружия, вернее, последствия его использования в Хиросиме и Нагасаки, заставило ученых и врачей активно искать способы лечения от лучевой болезни, в частности от апластической анемии, которую она вызывает. Эксперименты начались сразу после войны, причем СССР был одним из «застрельщиков» этой программы. Только в период с 1950-го по 1960 год в Советском Союзе вышли десятки исследований, посвященных трансплантации костного мозга летально облученным мышам, собакам, крысам.

В то же время единичные пересадки уже делали и людям. Одними из первых применили этот вид лечения советские ученые И. Пинский и В. Стефаду: в 1950 году они провели пересадку больным, страдающим апластической и гипопластической анемиями.

Принципиально новый этап в истории изучения костного мозга начинается в конце 1950-х. Во-первых, в 1959 году весь мир узнает о благополучном излечении югославских физиков-ядерщиков, пострадавших при взрыве реактора в белградском НИИ. Французский врач Ж. Матэ делает им пересадку костного мозга от случайных доноров, без подбора по антигенам совместимости, – и пятеро из шести человек выживают. Во-вторых, за год до этого, в 1958 году, знаменитый французский иммунолог Ж. Доссе открывает HLA-комплекс, поняв, что с отторжением пересаженной ткани связаны именно антигены лейкоцитов. Это событие имеет определяющее значение для всей современной трансплантологии.

Но в СССР о нем узнают лишь через десять лет – в 1969 году. Первый директор НИИ трансплантации (ныне НИИ трансплантологии и искусственных органов) Г.М. Соловьев едет на сессию ВОЗ в Швейцарии, где встречается с Доссе и другими иммунологами-трансплантологами. Сразу после этого в НИИ трансплантации открывается лаборатория иммуногенетики. Ее основная задача – развитие представлений об HLA-системе, перенос на российскую почву достижений в этой области.

В России учение о HLA первые годы развивалось под патронатом СЭВ. Существовала специальная медицинская программа, посвященная развитию трансплантологии и трансплантационного иммунитета. В первые годы этой программы (начало 1970-х) основной формой работы были совместные воркшопы. Во время них происходила унификация методов HLA-типирования, проверялись реагенты, пригодные для выявления антигенов. Первый такой воркшоп прошел в Будапеште в 1972 году.

Именно в результате этих встреч в СССР сформировались сильные научные коллективы. В частности, НИИ трансплантологии (Москва) отвечал за внедрение HLA-методов и проверку качества типирования. НИИ гематологии (Ленинград) занимался производством и отбором реагентов. К ним также присоединился Центральный ордена Ленина Институт переливания крови Минздрава СССР (Москва). Все эти ведомства еще и занимались обучением персонала.

Одновременно с воркшопами и развитием учения об HLA в СССР и в мире проходят ежегодные конференции, посвященные проблеме ядерной угрозы и ее катастрофическим последствиям. На них подчеркивается важность заготовки и консервации костного мозга как единственного спасения в случае лучевого удара. В этом смысле весьма показательна статья П.М. Медведева и И.А. Ерофеева «О состоянии работы и перспективах развития банков костного мозга в учреждениях службы крови РФ» (из сборника «Вопросы трансплантации костного мозга», Ленинград, 1976).

Авторы подчеркивают возрастающую важность пересадок костного мозга в период, когда «атомная энергия все шире и шире стала применяться в мирных целях». Число людей, имеющих контакт с радиоактивными веществами, постоянно возрастает. Нельзя полностью гарантировать их безопасность, а пересадка костного мозга – основное средство спасения при форс-мажорных ситуациях.

После этого авторы перечисляют наиболее серьезные проблемы, связанные с заготовкой трансплантатов в СССР. По их словам, первые банки крови, ее компонентов и костного мозга стали создаваться еще в 1969–1973 годах при НИИ гематологии и переливания крови (Ленинград и Киров) и при крупных станциях переливания крови в большинстве областей России. Костный мозг собирались замораживать, консервировать и заготавливать на случай, например, ядерной войны. Для этих нужд выделялась отечественная криогенная аппаратура «Биокомплекс», расписывался штат медицинского и технического персонала. Но выяснилось, что станции к работе с банками не готовы. Нет ни помещений для аппаратуры, ни спецтранспорта для доставки реактивов, ни квалифицированного персонала. В итоге запасов замороженного костного мозга явно не хватает, сетуют авторы.

Есть еще большая проблема с пропагандой – как среди врачей, так и среди населения. В недостаточной степени пропагандируется пересадка костного мозга (миелотрансплантация) как один из наиболее эффективных способов лечения заболеваний крови. А если спроса со стороны врачей нет, откуда взяться стимулу для работников службы крови – с чего это они будут совершенствовать и развивать заготовку и консервирование костного мозга?

Короче говоря, резюмируют авторы, необходимо бросить все силы на создание банков консервированного костного мозга, полученного от здоровых людей. Это насущная задача современной профилактической медицины. Для этого необходимо создать при каждой станции переливания крови службу потенциальных типированных доноров. Причем часть из них должна сразу сдать костный мозг, чтобы его консервировать и длительно сохранять. Контейнер с костным мозгом донора (то есть с запасом миелоидной ткани) должен сохраняться как НЗ для самого донора – в случае нарушения его собственного гемопоэза.

В 1976 году выходит программная статья ленинградских гематологов Л. Серовой, В. Белоусова и В. Шабалина о необходимости создать Всесоюзную службу типирования. Это фактически манифест советского Минздрава, с цитатами министра здравоохранения СССР Б. Петровского. Он ставит перед работниками службы крови задачу государственного масштаба: обеспечить всестороннее типирование доноров по HLA-антигенам. Для решения этой задачи требуется создать единую государственную службу типирования и трансплантации органов и тканей – Гострансплантат. Нужны лаборатории, нужны реактивы, нужна обобщающая картотека потенциальных доноров и реципиентов.

Разумеется, почти сразу – в 1978 году – появляется официальный приказ Минздрава СССР об организации лабораторий иммунологического HLA-типирования на базе областных и городских станций переливания крови. Только в РСФСР предполагалось ввести в рабочий режим 23 лаборатории типирования. В каждой из остальных союзных республик – от одной до шести лабораторий.

Центральная лаборатория, вернее, Республиканский центр типирования тканей располагался в Ленинграде, при НИИ гематологии и трансфузиологии. Иммуногематолог профессор Людмила Бубнова, возглавившая лабораторию в 1988 году, вспоминает, что работа по типированию советской гистосовместимости происходила в высшей степени организованно. Поскольку секвенаторов и других инструментов молекулярной диагностики еще не существовало, типирование делали серологическим способом – с помощью диагностических сывороток. Штат почти в 50 человек, старинное здание на 2-й Советской улице, сами типировали образцы, сами разрабатывали реактивы для типирования.

«Была так называемая единая всероссийская типирующая панель, – объясняет Бубнова. – То есть единый набор реагентов, который рассылался по всем станциям переливания крови. Мы сами эту панель разработали и сами же производили. Весь набор умещался вот в такусенький планшетик, потому что каждый реагент там по одному микролитру. У донора брали где-то восемь миллилитров крови и делали типирование. Причем вся реакция происходила под слоем минерального масла, иначе реагент высыхал».

На станциях переливания крови с потенциальными донорами костного мозга беседовали медсестры. Причем старались сразу отсеивать людей «с улицы».

«В основном донорами костного мозга становились регулярные доноры крови – это самый лучший контингент, – говорит Бубнова. – Во-первых, это люди, которые психологически готовы к донорству: он уже десять лет сдает кровь – что, он несколько пункций не перенесет? Во-вторых, они уже обследованы на наличие инфекций – ВИЧ, гепатиты, сифилис. А так, если мы будем брать всех желающих с улицы, сколько там будет ВИЧ, сколько будет гепатитов? В-третьих, с регулярными донорами крови всегда есть связь, мы знаем, как их найти. Ну и потом, для доноров это психологически знакомая ситуация: он приходит, ему говорят: “Сегодня нужен ваш костный мозг!” – “Нужен – так возьмите”».

Вообще советский костный мозг был проще, считает Бубнова. Сегодняшняя склонность людей к рефлексии, к обдумыванию и взвешиванию каждого шага не идет на пользу делу донорства. «Тогда объясняли: вот, есть больные люди, вы можете помочь. На станциях переливания крови висели плакаты “Вступайте в ряды доноров костного мозга!” Все было понятно. И этих людей никто не считал героями. Нигде не фигурировали их фамилии – это началось только в 2000-е годы».

Что касается статистики, рассказывает Бубнова, в советское время и совпадений было больше, чем теперь. Но это лишь потому, что HLA-антигены определяли не на тонком молекулярном уровне, а более простым методом – серологическим. С другой стороны, и потребность в трансплантациях составляла, быть может, десяток в год: пересадками костного мозга по-прежнему лечили апластическую и гипопластическую анемию и другие заболевания, а о борьбе с лейкозами речи не шло.

Количество учтенных и типированных доноров в середине 1980-х составляло примерно 5000 человек. Интересно, что само понятие «регистр» официально появилось только в 1985 году, когда вышел приказ Минздрава СССР №1015 – о создании «Регистра типированных доноров для трансплантации костного мозга». По сути, это был формальный документ: регистр уже действовал, база данных доноров понемногу пополнялась – первоначальные списки составляли на станциях переливания крови и пересылали их в Гематологический научный центр РАМН, где их обрабатывали и вносили в компьютерную базу.

Через пару лет последовал приказ Минздрава РСФСР №288 – «О мерах по дальнейшему совершенствованию иммунологического типирования органов и тканей». В нем по-прежнему ставятся масштабные государственные задачи по всеобщему типированию. Есть план по новым иммунологическим лабораториям. Каждая комплектуется стандартным набором реактивов и стандартным медицинским оборудованием: микроскоп «Биолам», центрифуга рефрижераторная (производства ГДР), шкаф сушильный ШСС-80, пипеточный дозатор переменного объема 200–100 мкд, с наконечниками, пробирки полиэтиленовые емкостью 500 мл и так далее.

Однако в это время в СССР уже шла перестройка, финансирование и комплектование лабораторий сушильными шкафами и пипеточными дозаторами резко сократилось. Сократилось и количество квалифицированного персонала.

Несмотря на это, республиканский регистр к 1989 году составлял, по разным данным, около 15 тыс. человек. Он был принят в организацию «Всемирный донор», а в 1992 году стал донорским центром американской программы по костномозговому донорству (NMDP). Но в 1996 году от участия в программе пришлось отказаться из-за нехватки средств на рекрутинг и обработку данных доноров.

На этом триумфальное шествие советского костного мозга, можно сказать, завершилось. Учетные карточки доноров республиканского регистра хранятся в архивах НИИ гематологии и трансфузиологии. Никаких государственных документов о деятельности Регистра после 1988 года издано не было.