Никита Аронов, Любовь Царева
По 200 трансплантаций в год
Репортаж из новой, самой большой в России клиники по пересадке костного мозга
В новом корпусе московского НМИЦ онкологии имени Н. Н. Блохина сразу 25 трансплантационных коек. Кровь5 отправилась на экскурсию.
На входе в отделение реанимации бахилы прилипают к полу. Это специальный дезинфицирующий коврик, чтобы внутрь не проникла никакая зараза. Тут же нас просят снять одноразовые халаты, которые выдали при входе в корпус, и надеть новые, более чистые.
Из-за стеклянной двери растерянно глядит маленький мальчик, весь обвешанный катетерами и трубочками. Это Дима из Южно-Сахалинска, ему пять месяцев, у него нейробластома 4-й стадии и две бактериальные инфекции, которые он подхватил по дороге сюда. Поэтому в реанимации Дима лежит в так называемой грязной зоне. Основная болезнь поразила в том числе костный мозг. Сейчас мальчик восстанавливает кроветворную функцию после курса химиотерапии, после чего его будут готовить к аутологичной (то есть от самого к себе) трансплантации.
— Главная сложность в том, что ребенок еще совсем маленький. Далеко не везде у таких крошечных пациентов берут кроветворные клетки. Но мы как раз хорошо это умеем, в 2020 году сделали забор клеток у 15 маловесных детей, — объясняет замдиректора НИИ детской онкологии и гематологии НМИЦ онкологии имени Н. Н. Блохина по научной и образовательной работе Кирилл Киргизов. На его бейджике с именем и должностью изображен улыбающийся лев. Тут у всех врачей какие-нибудь зверушки — центр-то детский.
До трансплантации и после
Новый корпус НИИ детской онкологии и гематологии в онкоцентре открылся в феврале. Строили его долго — с 2014 года. И на финальном этапе вносили коррективы. Например, установили специальные многоступенчатые фильтры на системы приточной вентиляции, чтобы лучше защитить детей с ослабленным иммунитетом.
В новом здании 275 коек и еще 24 реанимационные, которые в общий зачет не идут. Из тех 275 полсотни в отделении гематологии, а еще 25 — трансплантационные. Что на пять больше, чем в НМИЦ детской гематологии, онкологии и иммунологии имени Дмитрия Рогачева, крупнейшей до недавнего времени клиники России, занимающейся трансплантацией костного мозга.
Конечно, все эти мощности пока загружены не полностью. Но в новом корпусе уже 270 пациентов. Тут можно встретить детей со всей страны и на самых разных этапах лечения. Вот в отдельном боксе играет в головоломку пятилетний Миша с острым лимфобластным лейкозом.
— Сейчас его мама проходит HLA-типирование. По результатам будем принимать решение: делать ему гаплоидентичную трансплантацию от нее с альфа-бета-деплецией (то есть с очисткой донорского материала от лимфоцитов, которые вызывают реакцию «трансплантат против хозяина». — Кровь5) или искать неродственного донора, — объясняет Кирилл Киргизов.
В другом боксе отделения пересадки костного мозга уже месяц живет Аиша из Чечни. У нее острый лимфобластный лейкоз, и 28 дней назад была трансплантация.
— После тотального облучения тела девочке пересадили костный мозг от сестры, — рассказывает врач отделения Теймур Алиев.
Мама Аиши Залина спит от усталости, уткнувшись в подушку. После трансплантации у них с дочкой день спутался с ночью.
А у семилетнего Башира из Астрахани как раз сейчас забирают кроветворные клетки для последующей аутотрансплантации. Мальчик лежит на кровати и боится. Ему не нравятся трубки в подключичных катетерах. По ним его кровь отправляется в аферезную машину, которую для этого прикатили прямо в палату. За процедурой и маленьким пациентам внимательно наблюдает врач Нара Степанян. У нее, по словам Кирилла Киргизова, самый большой в России опыт по аферезу у маловесных детей.
— Сейчас у нас две такие машины, скоро будут еще две, — рассказывает Нара. — Они способны отбирать плазму, тромбоциты, лейкоциты. В общем, делать любой вид афереза, который только бывает.
Непосредственно в отделении трансплантации костного мозга сейчас лежат 20 пациентов. Но пребывание в нем — только один этап лечения. Например, в хирургическом отделении №2 поправляется шестилетняя Милана из Ярославля. У нее нейроболастома, была пересадка, и сейчас достигнута ремиссия. В игровую комнату девочка пришла с капельницей, из которой получает очередной курс химиотерапии.
В больничной школе встречаем еще двух девочек после трансплантации. Юле пересадили костный мозг от папы. А Насте сначала от мамы, а потом от папы. Вторую пересадку ей сделали в январе, когда НИИ детской онкологии и гематологии еще помещался в основном корпусе онкоцентра.
— Главное отличие, что там не было школы, — замечает Настя. — А еще здесь все такое яркое, цветное.
Настя, кстати, с недавних пор автор Кровь5, ее первую колонку можно прочитать по ссылке.
Использовать все возможности
До строительства нового корпуса в онкоцентре было только восемь трансплантационных коек. В 2020 году его врачи провели 55 пересадок костного мозга. Из них 46 аутологичных, 3 — от совместимых родственных доноров и 6 — гаплоидентичных. Трансплантаций от неродственных доноров в прошлом году не было, а в 2019-м, допандемическом, была одна — из Национального регистра доноров костного мозга имени Васи Перевощикова.
— На время переезда в новое здание мы снизили активность в этом направлении, — говорит Кирилл Киргизов. — Но сейчас будем наращивать число аллогенных (то есть от другого человека. — Кровь5) пересадок за счет нескольких вещей. Прежде всего за счет привлечения пациентов на трансплантацию из регионов. Мы принимаем изначально более тяжелых детей, многие приезжают уже с рецидивами с расчетом на пересадку. Наша цель — в равной степени пользоваться зарубежными и российскими регистрами доноров. Кстати, когда я работал в Российской детской клинической больнице (РДКБ), мне было поручено как раз заниматься поиском неродственных доноров. И мы там первыми организовали неродственную пересадку от человека из российского регистра.
Команда трансплантологов для новой клиники сложилась из нескольких врачебных школ. Часть докторов — многолетние работники онкоцентра, другие учились в Центре имени Дмитрия Рогачева.
В числе последних — Теймур Алиев и Ирина Костарева. Она, к слову, потенциальный донор костного мозга. Вступила в регистр еще на своей малой родине, в Челябинске.
Команда трансплантологов для новой клиники сложилась из нескольких врачебных школ. Часть докторов — многолетние работники онкоцентра, другие учились в Центре имени Дмитрия Рогачева. В числе последних — Теймур Алиев и Ирина Костарева. Она, к слову, потенциальный донор костного мозга. Вступила в регистр еще на своей малой родине, в Челябинске.
Елена Мачнева долго работала в РДКБ. Еще один доктор, Юрий Лозован, пришел из РНИМУ имени Н. И. Пирогова. Он среди прочего разрабатывает сейчас питание для детей, готовящихся к пересадке или недавно ее перенесших. Как и в Центре имени Дмитрия Рогачева, про кухню которого мы недавно писали, диета тут низкомикробная и безлактозная. У родителей есть место, чтобы готовить самостоятельно. Правда, перед этим надо пройти специальное обучение.
Для полноценной работы отделению не хватает еще двоих врачей.
— Не хотелось бы просто переманивать людей, работающих в других центрах, — говорит Кирилл Киргизов. — Но трансплантолога можно обучить. В нашем понимании это детский онколог-гематолог со специфической подготовкой. И мы стараемся дать ее всем нашим ординаторам. Для этого они обязательно проходят через отделение трансплантации и изучают клеточные технологии.
В этом году в новом отделении планируют провести 100 аутологичных трансплантаций и 50 аллогенных.
— А в 2022 году будем на 200 пересадок выходить, — делится планами Киргизов. — Но для этого нужны две вещи. Во-первых, чтобы хорошо работал дневной стационар. Во-вторых, решить вопрос финансирования. Ведь для 200 операций надо 200 квот. У нас сейчас задание сокращено до 55 пересадок, как в прошлом году. Мы очень ждем от Минздрава перерасчета.
Наращивать аллогенные трансплантации планируется не только за счет лечения лейкозов, но и с помощью новых подходов к другим видам рака.
— У нас в центре много пациентов с такими заболеваниями, как нейробластома, саркома Юинга, и для этих деток тоже могут быть необходимы аллогенные пересадки, — объясняет Киргизов. — В стандарт помощи для них входит аутотрансплантация, а аллогенная используется для рецидивных или не поддающихся лечению форм. Это скорее экспериментальный вариант лечения, но для ряда пациентов он показал свою эффективность. А еще я бы очень хотел, чтобы нам разрешили делать трансплантацию костного мозга не только для онкологических больных.
Собственно говоря, и сам Киргизов когда-то писал работы не по онкологическим заболеваниям, а по рассеянному склерозу и его лечении методом пересадки костного мозга.
Впереди много новых трансплантаций, поэтому онкоцентр сейчас заключает договор о сотрудничестве с Национальным регистром доноров костного мозга имени Васи Перевощикова. Причем главный врач НИИ детской онкологии и гематологии Гузель Муфтахова решила и сама стать потенциальным донором.
— Меня всегда интересовало, как помимо моей клинической работы, научной можно помочь пациентам, — признается она. — Поэтому для меня вступление в регистр — это еще один способ оказания помощи. Если есть хоть один шанс из тысячи, из миллиона, что мои стволовые клетки, мой костный мозг поможет, то, конечно, я хотела бы этим шансом воспользоваться.