Медицинская сестра Татьяна Плискина 26 лет работает в лаборатории приемного отделения Орловской областной клинической больницы. 150 новых пациентов в сутки плюс реанимация и стационар — всем нужно проколоть палец, набрать немного крови и за 15 минут выяснить, все ли с ней в порядке. Надо полагать, за время своей работы Татьяна Плискина взяла кровь у населения нескольких городов и насмотрелась на проблемы целого мира. Вот что она рассказывает о себе и своей привычке работать с кровью.

— Я родом не из Орла, мы приезжие из Таджикистана. Перебрались сюда в 1992 году, когда там начались все эти конфликты. Но вообще родилась я в Киргизии, в Ошской области. И в Узбекистане мы с родителями успели пожить — тогда везде были стройки. А училась я вообще в Новосибирске. Жара надоела, поехала с подружками на север: узнать, что такое мороз. Подружки по институтам, а я стала медсестрой. Всегда хотела: мама у меня фельдшер. Думала сначала тоже в институт, но что-то струхнула, хотя оценки у меня были хорошие. Подумала: поступлю в училище, а там посмотрим. Ну и посмотрела — вышла замуж, какой там институт.

Вернулись в Таджикистан, а там началась война. Мы и приехали в Орел. Как беженцы были тут. Я по образованию фельдшер, пришла устраиваться в областную больницу. Мест для медсестры тут не было, только лаборантом в экстренной лаборатории. Я сказала: «Ну, ладно». И вот уже 26 лет тут. Сначала устроил график, а потом привыкла.

Было интересно. Это сейчас техника и аппаратура, а тогда все анализы глазами делали. Брали кровь, красили образец, под микроскоп его, и все глазами считали — сколько там чего, эритроцитов, лейкоцитов на 100 клеток, в процентах. Вся формула крови. Ну это еще и опыт, конечно. С годами все учишься делать, во всем ориентируешься. Вон я сегодня в реанимации брала анализ, говорю: «Не пойдет из пальца кровь, видно же». Ну и правда, кровь не пошла. Брала из мочки уха.

А что, и такое бывает. Вот поступают, например, больные отмороженные, из пальца кровь у них не идет. И берем из уха. Говорят, можно даже и из языка брать, но врать не буду, мы тут не пробовали. И из вены мы кровь не берем, это медсестры нам в лабораторию приносят. Мы колем только пальцы. За сутки в приемное отделение больницы поступает в среднем 150 человек, вот всем и колем.

Люди разные попадаются: некоторые боятся, особенно мужчины. Но ты скажешь им: «Так, все, успокоились, не надо мне тут устраивать, убрали детский сад», — и все нормально, тут секретов никаких нет. А женщины крепче, они все-таки по натуре своей — женщины. Рожать им, и все такое. Психика, видать, подготавливается: хочешь не хочешь, а надо.

С людьми, конечно, не соскучишься. Мы вот так между собой их даже обсуждаем, такое у нас развлечение как бы, для интереса. Спросим у человека анамнез, температуру, а потом смотрим его кровь и обсуждаем, диагностируем: «Не-е-е, это, наверное, не пневмония». Вот как-то так. Минута — и картинка сложилась. Ну и по человеку самому бывает все видно. Розовощекость, например. Это хорошо. Губки розовые, ладошки розовые. Хорошо. А бывает анемия — бледный, как стена. Тут уж хорошего мало.

Что еще важно на такой работе — коллектив. У нас вот Света тут работает 22 года, Наталья Васильевна 20 лет с нами — мы все тут давно. У нас еще бабушка была, Полина Алексеевна, до 75 лет работала в лаборатории, лет восемь назад от нас ушла. А тут приезжала внучка ее недавно, говорит: «Бабушка уж ничего не помнит, родственников не узнает и собственных детей, а все в воображении на работу ходит. Все время ей надо кровь брать, все время нести в лабораторию». Представляете?

Сама я на пенсию пока не собираюсь. Сейчас ее тем более передвинули, а куда и насколько, я все никак не соберусь сходить и спросить. Так что пока тут, на ставку с четвертушкой, 200 часов в месяц. Тьфу-тьфу-тьфу, со здоровьем пока все в порядке, а то я анализов крови боюсь ужасно. У меня такой порог чувствительности, что крик, визг, кошмар. Мы все тут такие. Сами анализы берем, а сами их боимся. Не знаю почему. Наверное, потому что кровь.