Мой бедный папа

Аделаида Сигида

Мой бедный папа

История человеческого счастья

Десять тысяч чертей

Любимая история моего отца — про лягушку, которая лапками била-била, получилось масло. Отец любил ее потому, что всю жизнь пытался вылезти из нищеты. Папа всегда разыскивал способы заработать денег и всегда оставался без них.

Однажды мы поехали всей семьей на юг. Там стояли дядьки с лоточками, в лоточках у них лежали брелочки. Один брелочек — рубль. Советские люди раскупали эти брелочки. Тогда еще не было ничего китайского, и папа решил этим воспользоваться. Вернувшись домой, он наделал форм и накупил клея — за время отдыха он успел выпытать у дядек, что чертей и собачек они делают из клея: клей заливают в формочки, он застывает и получается брелок.

Но хитрые дядьки, конечно, не рассказали папе всех своих секретов — без специальных добавок собачки получались скучные, бледные, и мне приходилось бесплатно раздавать их во дворе. Мама с бабулей ругались на папу. Он тратил на эксперименты в месяц по две сотни рублей, и это было невыносимо для семейного бюджета.

— Увлекся черт знает чем! — ворчала бабуля. — Володька с шестого этажа на водку меньше тратит!

Но папа не сдавался: он добавлял в клей разные красители. Собачки получались теперь зеленые и красные, но все равно довольно страшные. В конце концов у меня перестали их брать во дворе даже бесплатно, и папа начал складировать их на полках. Вскоре все полки были завалены собачками.

— Ты ему скажи, что разведешься, если не прекратит! — советовала бабуля моей маме.

— Я разведусь, если не прекратишь! — заявляла мама папе, после чего сразу начинала рыдать.

Но этим папу было не остановить.

— Ничего! — приговаривал он, заливая формы. — Скоро я куплю машину и дачу, и ты ко мне вернешься как миленькая!

Мама сразу переставала рыдать и садилась на диван ждать дачу и машину. Наши запасы таяли на глазах. Месяца через четыре от лежащей на сберкнижке тысячи уже ничего не осталось.

И тут случилось чудо: папа наконец изобрел рецепт! Не знаю, что он добавил в клей, но из формочек начало выходить что-то вполне товарного вида, только черное. Из-за черноты пришлось отказаться от собачек и перейти на чертей.

Бабуля крестилась. Приближалось лето. Папа клепал чертей в безбожных количествах. Вскоре их набралось два чемодана.

— Тут на десять тысяч! — однажды сказал папа, показывая маме чертей в чемоданах.

Мама ахнула.

— Машину купим, — пообещал папа. — «Жигули».

— Лучше дачу, — попросила мама. — Будем сажать клубнику.

В то лето мама и мы, дети, не поехали отдыхать на море. Мы остались дома ждать десять тысяч рублей, а папа поехал в Алушту один, с двумя чемоданами чертей.

В первый же день он вышел на набережную с лоточком. К папиному изумлению, таких дядек с лоточками тем летом оказалось в несколько раз больше, чем летом предыдущим. Папа торговал весь отпуск, но смог продать только тысячу чертей. Домой он привез тысячу рублей. Ее снова положили на сберкнижку. Мама с бабушкой облегченно вздохнули.

— «Жигули» в другой раз, — объяснил папа.

На этом черти кончились и начались дети.

Десять тысяч детей

Когда мой брат Паша пошел в десятый класс, его отдали к репетитору по физике и математике. Репетитора звали Мысов. В те далекие советские годы Мысов был единственным репетитором по этим предметам на всю 150-тысячную Коломну.

— Сколько мы платим этому Мысову? — спрашивал папа у мамы.

Мысову платили по 15 рэ в месяц за каждый предмет. Паша рассказал, что только в его группе у Мысова занимаются сразу пятеро школьников. А есть еще и другие группы.

— И каждый школьник приносит по пятнадцать рублей за предмет?! — изумился папа.

С Мысовым они работали вместе на странном предприятии под названием «кэбээм». Папа логично рассудил, что раз Мысов может «зарабатывать такие деньги», то и он сможет тоже. Папа накупил книг по физике и математике, изучил предмет и в следующем сентябре объявил набор. Поначалу народ не шел.

Мысов клеил объявления на остановках и ходил по школам. Папа тоже стал клеить объявления. Но Мысов ехал следом на машине и соскабливал папины объявления ножом.

— Ничего! Мы тоже скоро купим «Жигули»! Я буду ехать следом за Мысовым и его объявления тоже соскабливать ножом! — мечтал папа.

Наконец набралось четыре человека. С каждого по 30 рублей за два предмета. Пока они занимались в соседней комнате, мама, я и бабушка сидели не дыша. Мы не могли включить телевизор, чтобы не спугнуть «Жигули». За год папа заработал тысячу рублей.

Все четверо детей поступили в институты, а одна девочка — даже в МГУ. И народ к папе повалил валом! Он набрал целых восемь групп по пять человек в каждой. Пять групп по математике и три по физике. Итого в месяц получалось 600 рублей.

Это внесло смятение в мою детскую голову. Ведь я всю жизнь мечтала выйти замуж за генерала: мама рассказывала мне, что генералы получают в месяц 500 рублей.

— Может, мне лучше выйти замуж не за генерала, а за репетитора? — спросила я на всякий случай. — Ведь репетитор получает шестьсот!

Мама покачала головой:

— Таких богатых людей у нас в городе всего двое — твой папа и Мысов, — сказала мама. — Они — исключение, а генерал всегда будет богатым, даже в Коломне.

Мама была права: через пять лет наступили 90-е. Поступать в вузы уже никто не хотел. В 1992 году к папе пришли всего два ученика. В итоге лавочку пришлось закрыть. Когда в конце 90-х российские дети снова надумали поступать в вузы, репетиторов в Коломне были несметные полчища, плюс появились курсы.

«Жигули» в итоге папа так и не купил — 15 тысяч он дал в долг однокласснице, которая отдала их уже через много лет, после дефолта.

А еще за 15 тысяч папа выкупил часть родного дома в Ставропольском крае. Но это было слишком далеко, чтобы сажать там клубнику, делать чертей и клеить объявления.

Так дети кончились и началась капуста.

Десять тысяч капуст

В начале 90-х настали голодные времена. Родителям перестали платить зарплату. Тогда папе дали мешок и отправили его в соседние поля — бабушка сказала, что в войну всегда так делали. Только тогда таких, как папа, ловили и расстреливали. А теперь можно.

В сентябре на поле уже ничего не было. Только кое-где торчали кочаны капусты темно-зеленого цвета. Папа нарезал мешок кочанов. Листы у них были тугие, есть их было невозможно. Тогда бабуля догадалась темно-зеленую капусту посолить.

Случилось чудо — капуста стала мягкой и съедобной. Каждый день, возвращаясь со своего «кабээма», папа шел с мешком в поле. Вскоре бочками и банками с квашеной капустой у нас были заставлены вся лоджия и балкон. Не сказать, что нам было вовсе нечего есть: у нас было еще несколько мешков муки и ведро черной икры. Муку папа купил в Ставропольском крае, куда специально ездил за харчами: там ее воровали с завода и она стоила дешево. А ведро черной икры папа купил на платформе за десять рублей, когда ехал обратно.

Мама делала из муки лапшу. Вкус у лапши был отвратительный. Поэтому ее ел мой брат, а я ела только квашеную капусту и черную икру из ведра, которая, к слову сказать, была еще отвратительнее лапши. Но мне оставалось терпеть совсем немного. Я все просчитала: конечно, генерал пока не мог взять меня замуж по возрасту. Но я думала, что, во-первых, я повзрослею и генералы набегут ко мне толпой. Во-вторых, от капусты я стану стройная и генералов наберется еще больше — десять тысяч, как папиных чертей.

Но мой капустный план прогорел. Мама не ждала генерала, поэтому однажды сказала папе:

— Может, хватит?

Бабушка с мамой напихали оставшуюся капусту в две большие сумки, повесили их папе на шею и посадили его на электричку в Москву. Мама велела папе купить на вырученные деньги колбасы. Папу мы ждали до позднего вечера. Наконец, в дверь позвонили. Папа стоял на пороге. Колбасы с ним не было.

— Все раздал бесплатно, — грустно вздохнул папа.

Так закончилась капуста и начались драгметаллы.

Десять тысяч тройских унций

Однажды папе повезло: его назначили начальником на одном московском предприятии. А папиным начальником был генерал службы внешней разведки. Он, конечно, знал, как разбогатеть.

— Деньги надо вкладывать в драгметаллы, — сказал моему папе генерал внешней разведки и нарисовал график: — Выгоднее всего — в серебро.

Папе хорошо платили на новой работе. Он взял все деньги и купил на них серебро. Конечно, мама просила купить что-то более ценное. Например, диван. А я интересовалась генералом. Он оказался не женат.

— Не пора ли мне замуж за генерала? — прямо спросила я папу. — Ведь мне уже 30 лет, и мне надоело есть одну квашеную капусту.

— Он старый! — отрезал папа.

Других выходов на генералов с тех пор у меня так и не было… А папа просто ждал, пока вырастет серебро. Каждый день папа рисовал график роста серебра. Серебро росло, но папа ждал, когда оно вырастет еще больше. Когда оно упало до исторического минимума, папа срочно продал все свои запасы и купил палладий. Палладий тогда очень устойчиво рос, но, как только его купил папа, он тут же начал падать. Вообще несчастья к этому времени уже сыпались на нас одно за другим. Генерала выгнали с работы. Следом выгнали папу. Затем умер генерал.

Конечно, я похудела с 53 до 49 килограммов. Не знаю, что именно поубавилось, чего во мне стало меньше — чертей, народного образования или капусты. Иногда я думаю: может быть, следует измерять себя в тройских унциях, как драгметалл. Тогда в этих цифрах, может быть, и появится какой-нибудь особенный толк, интрига и ценность на бирже человеческого счастья? Сколько, интересно, я потяну? Надо будет спросить у папы.