Виктория Пожидаева приложила неимоверные усилия, чтобы вступить в регистр. А потом, несмотря на напряженный график и отговаривающих друзей, стала реальным донором и спасла от лейкоза совершенно незнакомую женщину.

Едва Виктории исполнилось 18, она пошла сдавать кровь. Спусковым механизмом стала трагедия в Беслане. Тогда по всей стране собирали кровь для пострадавших.

— Я тогда первый раз пошла на станцию переливания, а потом меня затянуло. Когда кто-нибудь спрашивает, зачем я это делаю и почему, сами такие вопросы кажутся странными и диковатыми. Правильнее было бы спросить других, почему они кровь не сдают.

А Виктория и студенткой кровь сдавала, и потом, когда работала на разного уровня руководящих должностях в федеральных розничных сетях. И сейчас, когда управляет собственным бизнесом — строит общежития и столовые для двух атомных станций, занимается коммерческой недвижимостью. Но донорство костного мозга — это история того периода жизни, когда наша героиня была директором кластера в «Пятерочке», руководила всеми магазинами сети в Ростове-на-Дону.

Заработок позволял помогать благотворительным фондам, чаще всего «Подари жизнь» и Русфонду. И вот на русфондовском сайте Виктория наткнулась на информацию о создании Национального регистра доноров костного мозга имени Васи Перевощикова. Женщина сразу поняла, что непременно должна в него вступить. Шел 2015 год, и сделать это было сложно, особенно в Ростове.

— Я связалась с Русфондом, и мне сказали, что вариантов только два. Либо мне самой приехать в Петербург, либо отправить туда пробирку с моей кровью в контейнере с охлаждающим элементом, — вспоминает Виктория.

Она выбрала второй способ, но реализовать его оказалось непросто. Сначала никто в городе не был готов забрать у нее кровь и отдать пробирку на руки. Потом такое учреждение нашлось, и начались переговоры с транспортной компанией о том, чтобы послать в Санкт-Петербург термосумку самолетом.

Конечно, можно было подождать поездки в Петербург или какого-нибудь более удобного способа сдать кровь на HLA-типирование. Но как откладывать, если помощь может потребоваться прямо сейчас?

И помощь потребовалась! Всего через несколько месяцев Виктории снова позвонили из регистра и объявили о совпадении. В то время очень многое во взаимодействии с донорами еще не было отлажено, и Виктории пришлось слетать в Санкт-Петербург аж трижды. Сначала сдать кровь на дополнительные обследования и подтверждающее HLA-типирование. Потом — на разговор с врачом в НИИ детской онкологии, гематологии и трансплантологии имени Р. М. Горбачевой. И наконец — на саму донацию. Виктория хорошо зарабатывала и каждый раз была готова прилететь за свой счет, но в регистре настаивали, что донор ни в коем случае не должен нести никаких затрат.

— Мне говорили: у нас структура, у нас система, не нарушайте ее, — вспоминает донор. — Один приезд мне особенно запомнился. Это, видимо, был какой-то день анализов. И вся больница была заполнена взрослыми и детьми, все с онкологией. Меня вели без очереди, я пыталась отказаться. Но мне объясняли, что это правильно, что сейчас важно пропустить меня, потому что от меня зависит жизнь человека. У меня стоял ком в горле. И я прониклась огромным уважением к врачам, которые там работают.

Можно было бы написать, что после такого визита Виктория еще сильнее убедилась в правильности своего решения, только это будет неправдой. Она с самого начала была в этом убеждена тверже некуда.

— Это было мегаосознанное решение, — говорит Виктория. — Притом что почти никто меня не поддержал. Ни родные, ни друзья, ни коллеги. Все запугивали, упирали на то, что у меня маленький ребенок. Была еще другая реакция — восхищение и слова о том, какая я молодец. Мне все это так раздражало, что я просто перестала о своем донорстве говорить. Последним, кому все-таки сказала, был мой непосредственный начальник, директор дивизиона «Юг» Геннадий Таран. Он не был удивлен, зная мою социальную активность и эмоциональность. Только спросил: «Зачем тебе это нужно?» — переживал за мое здоровье. Я ответила: «Мне кажется, это всем нужно».

Должность директора кластера магазинов жутко нервная и требует постоянного присутствия. Так что Виктория отпросилась на три дня. А потом обещала, что будет на телефоне. И способ забора клеток она, как человек занятой, выбрала оперативный, из тазовой кости.

— Просыпаюсь от наркоза, лежу на животе, прекрасно себя чувствую. Только в горле першит. Это потому что там трубочка была, через которую я дышала во время наркоза. Мне вливают кровь, и стоит высокий молодой человек (видимо, ординатор) и держит пакет повыше, чтобы она лучше текла. Все вокруг меня буквально носились! — вспоминает Виктория. — Могу сказать, что поясница болела капитально и окончательно прошла только через неделю.

Еще через несколько дней донор позвонила в регистр узнать, все ли хорошо у реципиента. Сказали, что да, все хорошо. А через два года, в 2018-м, они наконец-то познакомились. Правда, только по телефону.

— Эту женщину зовут Татьяна, она старше меня на несколько лет. Сама тоже южанка, из Краснодара, но сейчас живет в Израиле, — рассказывает Виктория. — Она очень звала к себе в гости. Но я до пандемии не успела съездить.

Еще Татьяна рассказала, что после пересадки у нее изменились вкусовые пристрастия и потемнели волосы. Учитывая, что Виктория брюнетка, может, правда, так чужой костный мозг действует.

— Мы иногда созваниваемся. Я спрашиваю Татьяну о здоровье. У нее все хорошо, болезнь больше не вернулась. После этого начинаются сплошные слова благодарности, и я говорю: все, хватит! — улыбается Виктория.