«Болезнь дала мне больше, чем забрала»

Анна Байгарина

«Болезнь дала мне больше, чем забрала»

После нескольких курсов высокодозной химиотерапии и последующей трансплантации костного мозга шансов стать матерью у пациенток практически не остается. Однако вот уже два года живет в Москве маленькая девочка Алиса, чьи родители познакомились во время процедуры пересадки. Ее мама Ольга Петрова рассказывает свою историю.

Опухоль у самого сердца

Все началось в 2015 году. Я почувствовала резкое недомогание, начала кашлять по ночам. Иногда поднималась невысокая температура – 37–37,5 градуса. Но она быстро проходила. Я считала, что ничего критичного, и к врачу не обращалась. Всему находила объяснение. Болит под лопаткой? Невралгия. Слабость и сонливость? Что-то с иммунитетом. Ну какой здоровый человек пойдет к врачу просто оттого, что хочется постоянно спать? Уже потом я узнала, что это основные симптомы моего онкологического заболевания – лимфомы Ходжкина.

Эта злокачественная опухоль возникает в лимфатических узлах, а потом метастазирует. У большинства пациентов ее диагностируют в 24–25 лет. В 2015-м мне было 23 года.

Что такое лимфома Ходжкина ↓

Лимфома Ходжкина, или лимфогранулематоз, – это рак лимфатической системы. При нем в организме образуется сразу несколько злокачественных опухолей в лимфоузлах и внутренних органах, в частности в селезенке. Точная причина заболевания до сих пор неизвестна, хотя некоторые специалисты винят во всем вирус Эпштейна – Барр (он же вирус герпеса).

Обычно болезнь диагностируют в довольно молодом возрасте – 25–29 лет, чаще у мужчин. Однако в России, наоборот, лимфома Ходжкина считается женским заболеванием. В год в нашей стране регистрируется около 3 тысяч новых случаев, около тысячи пациентов умирают.

Когда я все-таки дошла до терапевта, он отправил меня на флюорографию. Там на снимке увидели новообразование около сердца размером примерно с куриное яйцо. Даже без биопсии было понятно: это что-то связанное с кроветворной системой. Поэтому меня направили к гематологу.

В то время я жила в Сочи, но в онкоцентр пришлось обращаться по месту прописки – в Ростов-на-Дону. Начались бесконечные анализы, походы по врачам. Но поставить верный диагноз никак не могли, а мое состояние стремительно ухудшалось.

Опухоль оказалась не одна, их было много – в средостении, в надключичных лимфоузлах. Они давили на легочную артерию, на вены. Из-за этого я не могла нормально дышать, а по больнице меня возили в инвалидном кресле.

Врачи испугались за мою жизнь и решили провести химиотерапию еще до постановки точного диагноза. После нее немного полегчало, но определить тип заболевания стало невозможно, потому что клетки опухоли были слишком сильно повреждены химией.

В этот момент я и моя семья решили поехать в Израиль. Там правильный диагноз поставили за пять дней. И я выдохнула – даже несмотря на то, что у меня подтвердили рак. Казалось, что самое страшное позади, надо просто довериться врачам и плыть по течению.

Первый рецидив

В Израиле мне назначили шесть курсов химиотерапии. После второго стало понятно, что организм хорошо реагирует на лечение: опухоли исчезли. Я наконец почувствовала себя здоровой и очень сопротивлялась тому, что нужно доделать все шесть курсов до конца. Я не могла никак понять, почему это так обязательно. «Все, я в порядке, отпустите меня в мою жизнь», – говорила я.

Но я все-таки прошла все эти шесть курсов, и после последней капельницы мне провели полное обследование. Оно показало: старые опухоли действительно ушли, но в других местах появились новые, и еще большие по размеру. Это был мой первый рецидив.

Я поплакала ровно пять минут, а потом подумала: слезами горю не поможешь, нужно заново браться за дело и добиваться результатов. Вернулась в Москву, и здесь, в Центре Блохина, началось все заново: биопсия, нескончаемые анализы, походы по врачам и в итоге вторая линия химиотерапии и пересадка костного мозга.

Трансплантация была аутологичная – это когда у самого больного забирают кроветворные клетки, проводят высокодозную химиотерапию, а потом возвращают их обратно в организм.

Именно в этот момент, когда я ждала пересадки, я познакомилась со своим будущим мужем.

Санаторий имени Блохина

Меня не выпускали из больницы месяцами. Соседям по палате иногда разрешали выйти, но у меня все было не очень хорошо, клетки долго восстанавливались. При этом я чувствовала себя абсолютно здоровым, счастливым и полноценным человеком.

Заказывала книги через интернет. Столько, сколько я там прочла, я не читала, наверное, за всю свою жизнь. В общем мне там хорошо жилось, как в санатории. Но чего-то не хватало. Поэтому я зарегистрировалась на сайте знакомств. В первые два-три дня все было не очень интересно. А потом написал парень. Мы с ним перекинулись буквально несколькими сообщениями, он попросил мой номер и тут же позвонил. В первый вечер мы проговорили четыре часа.

Это были апрель и май 2016 года. Мне полегчало, меня стали выпускать, разрешили на несколько дней съездить домой. И в это время я успела сходить с ним на свидание. Я тогда хоть была без волос, но очень хорошо выглядела. У меня был отличный парик, я красилась.

Про то, что болею, я ему не сказала. Это такая серьезная тема, не хотелось никого пугать, вдаваться в подробности при первой встрече.

Он знал, что я езжу в онкоцентр, но думал, что у меня там кто-то из родных наблюдается. А потом пришло время ложиться в отделение трансплантации костного мозга. Это этап сбора стволовых клеток, потом – период восстановления, а значит, недели в полной изоляции, в стерильном боксе. Естественно, ни о каких свиданиях даже речи не шло. Мне пришлось признаться, что болею.

Он даже не испугался, спросил только, когда я выйду. Я сказала, что через три недели, а он в ответ: «Хорошо». И стал приносить мне в больницу всякие вкусняшки, передавал их через врачей. Все продукты и вещи проходили стерилизацию, прежде чем я их получала.

Два месяца спустя, после трансплантации костного мозга, меня выписали. Мы долго ждали этого дня. Я считала себя здоровой. Исследование показало, что все уже позади. И через несколько месяцев, на Новый 2018 год, мой будущий муж сделал предложение в Париже, прямо на Эйфелевой башне. Мы поженились, а потом я узнала, что беременна.

Чудо неизбежно

Никто не ожидал, что я смогу забеременеть. Меня предупреждали, что после такого лечения я стану бесплодной. Перед трансплантацией меня позвала врач и сказала: «Оля, ты же знаешь, на что ты идешь?» Я все понимала, но у меня выбора не было.

Бесплодие и ТКМ ↓

Перед трансплантацией костного мозга пациент проходит через так называемое подготовительное лечение – курс высокодозной химиотерапии. Она убивает раковые клетки, но с ними погибают и нормальные делящиеся клетки. Это вызывает многочисленные побочные эффекты: слабость, пониженное количество клеток крови, временную утрату иммунитета, выпадение волос, тошноту, рвоту и бесплодие.

Я до пересадки костного мозга специально сдала свои яйцеклетки. Но материал оказался некачественный – сказались первые курсы химиотерапии. Их заморозили, но сказали: шансы на то, что получится потом использовать, минимальны. Мне даже намекнули на донорские яйцеклетки. К этому я уже морально готовилась.

И вдруг через некоторое время после свадьбы я узнаю, что жду ребенка. Когда пришла с этой новостью к врачам, они, мягко говоря, были удивлены.

Сначала я рассказала своему онкологу-гематологу в Центре Блохина Инге Заводновой. Я полностью ей доверилась: «Как вы скажете, Инга Зурабовна, так и будет». У меня же не было ни знаний, ни опыта. Я не могла настаивать на беременности, спорить, что-то доказывать. Понимала, что очень глупо и опрометчиво чего-то хотеть в этой ситуации.

Я очень благодарна Инге Зурабовне. Она сказала: «Оля, все будет хорошо». Она взяла безумную ответственность на себя. Только сейчас это понимаю. Но беременность протекала просто идеально – как по учебнику. Я даже не знала, что такое токсикоз. А потом родилась изумительная, здоровая, красивая доченька, которая нас всех радует, растет, развивается. Просто такой подарок.

Почему беременность может быть опасна ↓

Врачи не советуют планировать ребенка сразу же после лечения рака. Беременность – это повышенная нагрузка на все органы и системы организма, и ему необходимо время для восстановления после высокотоксичного лечения. Химиотерапия и радиотерапия могут повредить созревающие яйцеклетки, а чтобы полностью очиститься от них, яичникам нужно не меньше 12 месяцев. Иными словами, беременность раньше этого срока несет определенные риски развития патологий у плода. Кроме того, вынашивание ребенка в период наибольшей вероятности раннего рецидива – это первый год после лечения – не позволяет медикам в достаточной мере контролировать состояние пациентки. В частности, при беременности нельзя использовать наиболее точные современные методы диагностики – КТ и МРТ.

Тем не менее, по данным Национального медицинского исследовательского центра радиологии Минздрава России, беременность у женщин после лечения лимфомы Ходжкина, как правило, протекает нормально. Дети чаще всего рождаются в срок и здоровыми. Однако это характерно для пациенток, находящихся в ремиссии не менее двух лет. Но даже у них риск рецидива составляет около 4%, а вероятность появления вторых злокачественных опухолей – около 6%.

Через полтора месяца после ее рождения у меня случился второй рецидив. Но к этому я уже отнеслась спокойнее. Врачи назначили таргетный препарат. Он учит иммунитет самостоятельно бороться с раковыми клетками. Я вводила это лекарство год, и организм очень хорошо отвечал на лечение. Вот уже второе обследование показывает, что я здорова.

Уже ничего не страшно

Почему мне захотелось поделиться своей историей? Я надеюсь, что она поможет кому-то принять диагноз, не биться в истериках, не отказываться от того, что происходит, а собрать все силы и справиться с болезнью. В таком состоянии очень важно видеть примеры, что все преодолимо и возможно.

Когда я заболела, то первым делом полезла в интернет, и все, что выдавали мне поисковые системы, – это статистику смертности при лимфоме Ходжкина и какие-то научные диссертации.

Мне не хватало живого примера с хорошим исходом. Поэтому первое время основными чувствами были неуверенность и страх.

Через полгода, когда мне поставили верный диагноз, все встало на свои места.

Еще очень важна поддержка. У меня ее было много. Я никогда не думала, что у меня столько коллег, знакомых, друзей. Меня вспомнили все одноклассники, и друзья одноклассников, и друзья друзей. Я не успевала отвечать на сообщения и звонки. Я чувствовала, что телефон разрывается, и я была безумно счастлива от этого.

Пока не заболеешь, не узнаешь, сколько рядом добрых и отзывчивых людей.

Сейчас мне уже ничего не страшно. Оглядываясь назад, я понимаю, что болезнь дала мне больше, чем забрала.

Фото Надежда Храмова