Никита Аронов

Сергей, который бегает в бронежилете

Он с детства мечтал спасать других. Даже устроился в Иностранный легион военным медиком, вытаскивал из-под огня раненых бойцов. А теперь помогает людям бороться с ожирением и, кажется, нашел себя. Знакомьтесь: Сергей Новиков, 26 лет, потенциальный донор костного мозга из Костромы.

В 16 лет Сергей спас товарища, с этого все и началось.

– Была лыжная тренировка, и тренер отправил нас бегать по реке, вспоминает он. – И вот один парень прямо в лыжах провалился под лед. Он еще и плавать плюс ко всему не умел. Мы с товарищем его еле вытащили, сами чуть не потонули. И в этот момент я понял, что от меня может зависеть жизнь, что я могу спасти человека!

Сергей из семьи потомственных военных. Его папа был Героем России, прошел Афганистан и Чечню, мама – военный медик. Сына они родили на Камчатке, потом отца перевели в Кострому. Но когда мальчику было шесть лет, папа и мама развелись.

– Отец плохо поступил. А я его все равно любил, хотя практически не видел. Мама растила меня одна. И в результате у меня развился синдром спасателя. Мог последнюю копейку отдать какому-нибудь прохвосту, который просит деньги якобы на дорогу домой. А на самом деле – на выпивку, – признается Сергей.

Еще мамиными стараниями он приучился к спорту. К 18 годам у парня был первый разряд по лыжам, черный пояс по ушу и красный – по тхэквондо. Он поступил на факультет физического воспитания. И тут пришло время думать об армии.

– Отец хорошо знал, как у нас в армии все устроено, что там можно запросто потерять здоровье. Что про тебя могут просто забыть, как в Чечне его с сослуживцами однажды на три месяца забыли. Поэтому он был против того, чтобы я туда шел. Обещал, если я все-таки это сделаю, то он использует все свои связи и в самую задницу меня служить отправит. Кроме того, я видел, как живут военные и спасатели. Думал поступить в одну силовую академию, но мне сказали, что придется заплатить. В общем, меня сильно угнетала вся эта ситуация.

Но при этом тут не какая-нибудь частная военная компания, а официальное подразделение армии Франции. В наши дни легионеры участвуют в миротворческих операциях, а за добросовестную службу получают со временем французский паспорт, приличную пенсию и новое имя с фамилией, если старые на родине было чем-то запятнаны.

– Самое главное, в том репортаже сказали, что не каждый может туда попасть. И я по-юношески загорелся, захотел пройти все испытания и стать миротворцем. Я тогда только поступил в вуз, сразу взял академический отпуск и начал готовиться к легиону.

Тяжело в учении

Три месяца костромич учил французский и усиленно тренировался. Ведь в легион стараются брать ребят постарше и с боевым опытом. А ему было 18 лет и, к счастью, никакого боевого опыта.

– Мне объясняли, что шансов быть принятым у меня мало. Только если я сделаю всех на физических тестах. На собеседовании в службе безопасности офицеры из бывшего СССР говорили: «Сережа, у тебя шансы 1 из 100. Если не получится, не расстраивайся. Нет денег на обратный билет – обращайся, поможем».

Кандидатов (в легионе их называют волонтерами) поселили в лагере, где их ждали изнурительные физические нормативы, разнообразные медицинские тесты и такие стресс-интервью, которые не встретишь на гражданке.

Все это продолжалось полтора месяца, и взяли очень мало людей. Кого-то отсекли после тестов на наркотики. Кого-то, когда узнали о преступлениях и судимостях в прошлом. А Сергея приняли, потому что он действительно лучше всех сдал физические нормативы.

Потом были пять с половиной месяцев тренировочного лагеря – сплошное испытание своих пределов. Эти месяцы в лагере с отвращением вспоминают все, кто побывал в легионе.

Запредельные нагрузки, издевательства, рукоприкладство.

– Могли назвать цифру, отправить в комнату, и там над тобой издеваются, бьют, требуя эту цифру сказать. А ты должен молчать, – рассказывает Сергей. – Мы обсуждали это с отцом, и он не мог понять, зачем французы все это делают. Но так нужно, чтобы люди не сошли с ума во время боевых условиях. В российской армии такого нет, но из того же Афгана половина дураками приехала: спились, снаркоманились, покончили с собой. А в легионе держались молодцом.

Параллельно каждый выбирает военную специальность и учится ей в перерывах между рукоприкладством, стрельбой и спортивной подготовкой. Сергей решил стать военным фельдшером, чтобы спасать людей: «Тем более у меня дед и прадед по маме врачами были». Его прикрепили к военному вузу, где он учился очно-заочно.

– Даже с моей подготовкой было очень тяжело, – признается Сергей. – Самое сложное – принять мысль, что от этих нагрузок ты действительно можешь умереть

Главное испытание ждало в конце. Так называемый марш белых кепи, после которого только и можно получить этот головной убор – символ легиона. Надо пройти 120–180 км по пересеченной местности за трое суток. «Лес, горы, реки вброд. У тебя рюкзак, каска, автомат – всего 32 или 34 кг», – вспоминает Сергей. Некоторые, кстати, этот марш не проходят и легионерами не становятся, но парень из Костромы справился.

Нелегко и в бою

В лагере Сергей сдружились с парнем из спецназа ВДВ Украины. В легионе всегда было много славян, но русские сейчас в меньшинстве. В основном служат украинцы, белорусы, сербы, болгары, а общаются все по-французски, так принято. Новый товарищ уговорил вместе проситься в часть специального назначения, «чтоб не аэропорт какой-нибудь охранять».

Возможности полевого фельдшера на поле боя невелики. Разрешается вколоть обезболивающее, их несколько, в том числе и наркотические. Остановить кровь, сделать непрямой массаж сердца. А вот зашивать раны или ставить капельницы с лекарствами уже нельзя. Еще можно зафиксировать поврежденную конечность – для этого в аптечке фельдшера из легиона есть специальные телескопические складные шины. Там же тампоны разного диаметра, жгуты. Есть набор специальных военных препаратов. Сергей даже не знал, что это такое, но точно какие-то мощные стимуляторы. Есть антидоты от химического отравления. Еще у фельдшеров были портативные дефибрилляторы. Формально они не имели права их использовать в отсутствие врача, но на войне не всегда соблюдают правила.

Однажды Сергей испытал все это на себе. Во время боя в пустыне его контузило, на это наложилось обезвоживание и тепловой удар.

Лечить гражданских строго запрещалась. Кто знает, что это за люди? Могут пожаловаться, что легионер их отравил, будет скандал. Детей подкармливать тоже не полагалось. Но когда к тебе ребенок подбегает, а у тебя есть шоколадка в сухпайке, как откажешь?

Поначалу Сергей собой гордился и чувствовал, что приносит большую пользу на поле боя. А потом вера в собственную эффективность пропала.

– Вот лежит парень, ты бежишь к нему под пулями без бронежилета и автомата, только с аптечкой и пистолетом, потому что все это очень тяжелое. Накладываешь жгут, тащишь на точку эвакуации, а он умирает. Потом второй, третий. И получается, что ты зря рисковал жизнью, – описывает боевую ситуацию Сергей. – А просто так умирать в 18–19 лет мне совершенно не хотелось. Еще не все операции были миротворческие. Ребятам об этом не говорят, а фактически они погибают за чьи-то интересы.

Сергей перевелся инструктором в тренировочный лагерь. Прошел специальный курс и начал готовить новобранцев.

– Но я тренировал ребят, а они все равно погибали, – говорит он. – Мне не нравится, когда гибнут люди. В обычной жизни я и петуху голову отрубить не могу. Меня просит бабушка, а я думаю: что он мне сделал? Мне червяка жалко на крючок насаживать – ребята смеются. На войне, конечно, по-другому. Если ты не будешь стрелять, убьют тебя или товарища. Но мне все равно это очень не нравилось.

Так Сергей понял, что с легионом надо завязывать.

Пора домой

Первый контракт в этом подразделении заключается на пять лет. «Это не может быть предметом переговоров», – отдельно предупреждает сайт легиона.

Все это время он жил в Марселе и работал инструктором в частной компании, где помогал готовить телохранителей. Один раз ему даже пришлось применить свои навыки в мирной жизни. К счастью, только медицинские. Как-то в Марселе у него на глазах девушку сбил мотоцикл.

– Там это даже не вопрос доброй воли. Ты просто не имеешь права не оказать помощь, если находишься рядом. Я спросил только, есть ли врачи, тогда бы я мог им только ассистировать. Но врачей не было. Я повернул пострадавшую набок, положил голову повыше. Не давал прохожим ее двигать и ждал скорую помощь.

Оказалось, что у нее перелом таза и бедренной кости. Все это Сергей узнал, когда навестил девушку в больнице.

Подготовка телохранителей для такой перемены не подходила. Еще Сергей скучал по маме, понимал, что она в России осталась одна.

– Кроме того, мне там встретился человек, который немного мозги вправил. Он сказал: ты понимаешь, что здесь у тебя привилегии, уважение, а дома ты ничего не достиг. Так я окончательно решил вернуться домой.

В России Сергею предлагали служить в силовых структурах. Но на медосмотре обнаружили кучу травм: разрывы менисков, грыжи межпозвоночных дисков. На этом его военная карьера закончилась.

Новая угроза

С Сергеем мы встречаемся на пробежке. Из-за больных коленей он это делает уже не так часто. Зато раза четыре в год бегает в бронежилете. И это не просто позерство.

– В бронике главное – дыхание. Он сдавливает грудь. И если пробежишься с непривычки, потом даже стрелять не можешь. А я хочу оставаться подготовленным, чтобы в случае чего защитить свою семью, – объясняет Сергей.

Вернувшись из Франции, он стал персональным тренером в спортзале. Прошел несколько курсов. В том числе в Бельгии, благо языки он теперь знает. Два года учился дистанционно, потом слетал туда, сдал экзамены, получил международный сертификат.

Такой профессии в России официально нет. Этим словом называют тех, кто занимается диетой, но не имеет медицинского образования и не может считаться диетологом. Гражданской медицинской специальности у Сергея действительно нет, а знания о питании он получал на курсах. У него свой кабинет в Костроме. Каждому новому клиенту делают анализ состава тела, спрашивают, что и как он ест, корректируют диету и составляют программу тренировок.

– Люди меня очень благодарят, ведь я их жизнь меняю в лучшую сторону, – рассуждает Сергей. – Они становятся стройными, пузо перестает висеть. Многим благодаря этому удается сохранить семьи. Мужики начинают заниматься собой, хорошеют, жены уже не хотят им изменять. Я мотивирую на изменения, и мне это очень нравится. Чувствую себя на своем месте

А мы с ним идем в кафе «Дружба». Эта костромская сеть общепита наняла Сергея, чтобы корректировать меню. Он изучает все новые блюда и старается сделать их полезнее. Например, заменить в окрошке колбасу на говядину.

Все дело не в каких-то особых упражнениях, а в том, чтобы изменить привычки.

– Главная проблема в том, что жизнь у людей нервная и свои неприятности они просто заедают, – считает Сергей. – А примерно 70% моих земляков бухают каждые выходные, даже не осознавая, насколько это вредно для организма. Наконец, у всех проблемы со сном. Многие спят по пять часов, а то и по четыре. Эта проблема и у меня есть: сплю по 6–7 часов, в остальное время работаю. Но работа – это мое хобби, то, что я действительно люблю.

Естественно, едва узнав, что есть еще один способ спасать окружающих – вступить в регистр доноров костного мозга, Сергей сразу поддержал эту идею. Дело было в 2016 году, в Костроме планировалась очередная акция по HLA-типированию потенциальных доноров. И Сергей не только сдал кровь сам, но и рассказал о донорской акции во всех своих социальных сетях, которые уже тогда активно вел как персональный тренер. О возможном совпадении с больным раком крови Сергей говорит просто: «Позвонят – сдам клетки». Спасать он привык.

Фото: Надежда Храмова