Ярослав, который спас человека из любопытства

Ярослав, который спас человека из любопытства

Ярослав Шинкаренко из Москвы, 26 лет, анестезиолог-реаниматолог, аспирант Сеченовского университета, реальный донор костного мозга.

— Если предложат встретиться с моим реципиентом, наверное, соглашусь. Мне некомфортно выходить в роли «посмотрите, какой я молодец», но есть понимание, что в стране не хватает доноров и что мой пример может убедить кого-то вступить в регистр. Я вообще больше технического склада человек.

Стараюсь, принимая важные решения, отбрасывать эмоции и действовать рационально. Так же было и с донорством.

Началось все в 2018 году. Увидел на странице «ВКонтакте» у кого-то из друзей фотографию лысого человека в маске, которому требовалась трансплантация костного мозга. Стало интересно, как с этим обстоят дела в России. Полез в интернет, изучил вопрос и понял, что все нужные технологии у нас есть, но очень не хватает доноров. Тогда я узнал, как стать одним из них, и сдал кровь на типирование. Это было в начале лета, а уже в ноябре позвонили из регистра и сказали, что я совпал.

Аргумент, что я кого-то спасаю, конечно, был. Но не на первом месте. Это совершенно незнакомый мне человек, которого я, возможно, никогда не увижу. Гораздо важнее было другое — любопытство.

Я хотел посмотреть, как все это происходит. Это как командировка. Вроде по работе едешь, но путешествуешь, открываешь для себя новые места. Тогда же я взвесил все риски. С одной стороны, человек, которому можно помочь. С другой — возможные последствия для меня. Я не столько о себе думал, сколько о жене и новорожденном сыне.

Вариант не сдавать я отмел. Понимал, что, если откажусь, меня всю жизнь будет преследовать эта мысль. А когда придется умирать, то последние десять секунд перед смертью буду думать о том, как когда-то не спас человеку жизнь. Мне хотелось бы эти десять секунд о чем-нибудь другом думать.

Следующий вопрос: как сдавать. Конечно, как анестезиологу, мне хотелось сдать из кости под наркозом. Ведь я сам никогда в этом состоянии не был. Да, тут есть риски, связанные именно с наркозом. Но они проявляются сразу: сдал и о каких-то неприятных последствиях навсегда забыл. Другой вариант — сдача кроветворных клеток из периферической крови, на данный момент ученые считают ее безопасной.

Врачи ни на чем не настаивали, но сказали, что для моего реципиента лучше второй способ. Тогда я решил: если уж становлюсь донором, то правильнее использовать максимально подходящий для пациента способ.

Клетки я сдал в январе 2019 года. Длилось это целых три дня, что редко бывает. Мне объяснили, что это я жадина, что клетки у меня вышли в кровь в недостаточной концентрации, поэтому все так долго.

Мой реципиент — девушка немного за тридцать. Через несколько месяцев после донации мне передали ее открытку с благодарностью и сообщили, что с нею все хорошо. Я ей тоже написал открытку и сказал спасибо за такой опыт.

А этим летом я стал донором плазмы с антителами к COVID-19.

Еще в марте я понял, что понадобятся врачи, и пришел волонтером в Коммунарку. Знал, что там не хватает не компетенций, а рук, поэтому брался за самую разную работу — и врачебную, и сестринскую.

Потом и сам заразился, болел в среднетяжелом состоянии. Изолировался дома в своей комнате. Когда понял, что течение болезни такое, я успокоился. Ведь до этого осознавал риски, понимал, что могу заболеть тяжело или заразить близких.

И это тоже отличный опыт. Ведь мне было интересно, как устроен мониторинг, как работают городские медицинские службы. У меня тут скорее пользовательский интерес. Есть люди, которые любят гаджеты. Они покупают новый iPhone, тестируют его функции. Так и мне интересно, как работает здравоохранение.

Если осенью надо будет снова выйти в Коммунарку, конечно, выйду. Не то чтобы я очень хотел, но это вопрос необходимости.

Фото: Евгений Фельдман