Никита Аронов говорит с первым встречным

Лучший способ проверить, как воздействует на окружающих идея экспедиции доноров костного мозга «Совпадение» — подойти к первому встречному и поговорить с ним о донорстве костного мозга. Особенно хорошо сделать это где-нибудь в городе Железногорске Курской области, где каждый второй работает на железных рудниках. Наш репортер Никита Аронов так и поступил. Первым встречным оказался посетитель кафе «Злата Прага» по имени Иван — невысокий и очень крепкий, бритый наголо мужчина 39 лет. Вот какой с ним получился диалог.

— Извините, вы когда-нибудь слышали о донорстве костного мозга?

— Слышал. У меня есть немножко медицинского образования. Это ведь когда образцы ДНК берут? Знаю, что у каждого свои гены. Каждый человек неповторим. Я пива еще возьму?

— Так пивная же.

— Да. А костный мозг от тебя может подойти, допустим, девочке на юге Франции?

— Всякое бывает. Но шанс на совпадение небольшой. Где-то один к десяти тысячам.

— А что грозит донору, который сдает костный мозг?

— Если донор здоров, ему не грозит ничего. А если не здоров, его никто не допустит.

— Костный мозг правда берут из кости?

— Необязательно. В большинстве случаев кроветворные клетки берут из крови. Только сначала вам колют несколько дней препарат, который выбрасывает их в кровоток.

— Это доброе дело, хорошее. Я возьму еще пива, вас это не смутит?

— Это все-таки мысль. И я возьму. Вот только мало, к сожалению, у нас в стране пока доноров. У немцев больше восьми миллионов человек в регистре. А у нас только сто тысяч.

— У немцев, знаешь, люди могут об этом и не знать. Допустим, Билл Гейтс и отчасти Ротшильды разрабатывали вакцину и испытывали ее на латиноамериканцах. В итоге часть Венесуэлы, часть Бразилии рожают уродов, а сами не знают. Так они и в Германии могут поступать. Брать у людей кровь на обследование, а на самом деле записывать их потенциальными донорами.

— Ну нет, в Германии все вступают в регистр осознанно.

— Ага, тогда второй вопрос. А скажи, сколько доноров в Израиле?

— Там практически каждый второй. Почти миллион человек.

— Вот! А все почему? Потому что у нас в России мертвая медицина. Только видимость. Даже с моим близким человеком мы с этим столкнулись. У ребенка рак был. Операцию можно было сделать либо в Германии, либо в Израиле, но не у нас. Почему в Германии столько доноров? Потому что там ты уверен, что тебя защитит медицина. А у нас кто защитит? Либо бабка-повитуха, либо какой-нибудь фельдшер, фанат своего дела.

— Не знаю, я видел очень хороших врачей в России.

— И я видел. Есть отдельные врачи, но медицина как система в России уничтожена. У меня ребенок упал с велосипеда, разбил лицо. Разбил очень сильно. Оказали помощь посредственно. У нас в городе, на минутку, четвертая часть всего железа России добывается! А мы в итоге едем в Курск лечиться. Ты извини, я немного в сторону ушел. Я возьму еще пива?

— Конечно-конечно. Так вот. Смысл национального регистра. Тут вот в чем дело. Когда не находится донора в российском регистре, родственникам приходится искать доноров заграницей и это стоит миллиона полтора рублей. Люди продают квартиры, собирают деньги по телевизору.

— А почему нет этих денег для граждан нашего государства? Вот с чего надо бы начать. Как здесь люди живут, Боже мой! Народ злой. Но в силу того, что мы какие-то русские, мы до сих пор пересылаем по пятьдесят, по тридцать рублей. Понимаешь, это ненормально. А может, и нормально, извини, я уже в сторону ушел. Может, мы потому и пересылаем как раз, что мы русские… А ты-то, кстати… Ты сам тут откуда?

— Из Москвы.

— И зачем сюда?

— Да вот узнаю, как у вас тут и что. Мы к вам в Железногорск собираемся приехать 6 декабря с экспедицией. Будем рассказывать про костный мозг. А потом все желающие смогут вступить в регистр.

— Блин. Круто. Блин. Запиши мой номер и позвони, когда приедешь. Все сделаем. Мы же русские. Пива еще возьмем?