Евгений Моисеев, Мурманск

крановщик морского торгового порта, отец троих детей, донор костного мозга

Я коренной мурманчанин, чуть ли не восьмое-девятое поколение. Мы на Севере другие – люди здесь более мягкие, отзывчивые, добрые, всегда готовы прийти на помощь.

Кровь начал сдавать еще в армии. Тогда как раз была вторая чеченская война, большая нехватка крови. К нам приезжали раз в полтора-два месяца, и я сдавал. Когда уволился и сюда вернулся, устроился на работу в порт, стал ходить на станцию переливания крови регулярно. Брали у меня плазму, ее можно хоть через неделю снова сдавать. Раза два-три в месяц получалось.

Помню, в ноябре пятнадцатого года на станции как раз устанавливали какие-то щиты. Я спросил: ремонтик, что ли, затеваете? Нет, говорят, это реклама: будет акция – вступление в Регистр доноров костного мозга, не хотите? Так и вступил, сдал лишнюю пробирочку. Мне всё объяснили, сказали: не факт, что вы вообще кому-то подойдете в своей жизни. Я к тому времени немного об этой проблеме уже знал. У меня у знакомого был неприятный случай – девочка маленькая заболела, долго врачи мучались с ней; в Питер они летали, там лежали… Плохой финал был – не нашли донора. Оттуда я о костном мозге и узнал.

В феврале шестнадцатого года мне позвонили в первый раз. Сказали, что я подошел. Нужно было подъехать в клинику, сдать еще одну пробирку, чтобы они детально всё изучили. Я сдал, но буквально через неделю позвонили и сказали, что в Питере нашли более подходящего донора. Было волнительно. Я уже в интернете читал, что это и как оно берется.

Второй раз позвонили в конце мая шестнадцатого года. Сказали, что я опять подошел; спросили, согласен ли лететь в Петербург или не согласен. Я слетал на один день, сдал анализы. А еще через пару месяцев перезвонили и сказали, что – всё. Меня ждут.

Мозг у меня взяли операционным методом, под наркозом, через тазобедренную кость. Сделали шесть проколов. Иголки у них такие толстые, с карандаш. Хорошо, что они только после операции мне их показали, – может, и наркоз тогда не понадобился бы. Мне было тяжеловато, не знаю как другим. Примерно месяц восстанавливался. Ломило поясницу, усталость одолевала, я чувствовал себя настоящим стариком.

Но знал, что спасаю малыша. Врачи сказали, что я подошел мальчику, ему чуть меньше двух лет. Остальное было засекречено – кто, откуда. Но вот прошло два года, и наша встреча уже запланирована, мы общаемся «Вконтакте» с его родителями, созваниваемся раз в неделю. Там у них тоже трое детей, как у меня. Я помог их сыну Мирославу. Видел его фотографии: что-то среднее между моими младшим и средним сыновьями, только он в очках ходит, а мои без очков. Болезнь у малыша отступила, сейчас врачи борются с последствиями химиотерапии.

Не знаю – может, медицина в этой истории справилась бы и без меня, но, раз так вышло, я понимаю, что минимум одного человека в своей жизни я спас. Мне говорили, что донором костного мозга можно стать только два раза. Так что если еще попросят – почему нет, я сделаю это еще раз.

Встреча у Белого моря

О встрече с Мирославом мы договаривались давно, но она несколько раз откладывалась. Сначала ждали результаты анализов Мирика, чтобы убедиться, что он здоров, потом я уехал с семьей в отпуск. В следующий раз не сложилось, потому что мама Мирика уехала в командировку.

И вот только пару недель назад наконец-то смогли соединить наше время, договорились о встрече. И я тут же выехал на машине к ним в Кемь из Мурманска. С собой взял Леву – своего старшего сына.

Ехать до Кеми километров пятьсот. Так что было время в дороге подумать: как меня встретят? Что говорить? Как вести себя? Вроде и чужие люди, а все-таки уже близкие.

Приехали c сыном в Кемь, нашли нужный дом. Поднялись в квартиру. Дверь открывается, а я ничего не могу сказать. Все слова забыл, которые придумал. Просто обнялись с Мириком – и стояли так минут пять.