Напряженная Алена – Кровь5
05 сентября 2019 г.
Напряженная Алена

Илья Пилюгин

Потенциальный донор костного мозга, приглашенный редактор проекта КРОВЬ5


В нашем приюте никогда не бывает пусто, он всегда бывает заполнен минимум процентов на 70. Худо-бедно мы стараемся помогать всем, кто обращается к нам с просьбой приютить. Если есть возможность — принимаем. Если нет — просим подождать. Иногда перенаправляем на соседние, «братские» организации в Воронеже. Но бывали времена, когда нам приходилось снимать для подопечных не одну квартиру, а целых две, потому что заявок было так много, что одной квартиры не хватало.

Так было, например, в 2015 году, во время боевых действий на юго-востоке Украины. Воронежская область граничит с Украиной, поэтому к нам хлынули потоки беженцев. По телевизору звучали обращения оказать этим людям помощь. Почти сразу в области были развернуты пункты временного размещения.

Нас все это тоже не могло обойти стороной, хоть у нас и совершенно не военный профиль. Однако невозможно остаться в стороне, когда тебе сообщают, что вот есть группа людей, человек 50, бежали с тем, что успели схватить. И у них ни еды, ни одежды.

Потом к нам начали обращаться женщины с детьми, бежавшие с Донбасса. У всех на родине были разные проблемы. Но с началом боевых действий, проблема у всех стала одна — война.

Алена приехала с 14-летней дочкой и годовалым сыном в начале лета 2015 года. Ее отправил в Россию муж. Алена не хотела, но он заставил их поехать, а сам пошел в ополчение. Сказал ей, что война продлится несколько месяцев — максимум, полгода, не больше. И они смогут вернуться домой еще до зимы.

Алену с детьми разместили сначала в пункте временного размещения, потом их приняла воронежская семья, живущая в частном доме. Но время шло — прошел месяц, за ним другой, а война только разгоралась и беженцев становилось все больше. Постепенно хозяева стали намекать Алене, что, мол, не рассчитывали на такой долгий постой, поэтому хорошо бы ей потихоньку искать место, чтобы как-то более основательно устраиваться в России. Но куда ей идти? Девочку она устроит в школу — хорошо. Был приказ губернатора, чтобы всех детей беженцев школьного возраста принимали в школы. А вот хлопчика она никуда не денет. Кто-то дал ей наш телефон.

Алена была светловолосая, невысокого роста. Во взгляде читалось горе, хотя у нее на тот момент никто из близких еще не погиб. Но чувствовалось, что она не только ждет мужа, но и внутренне воюет вместе с ним. И в приюте она была как будто окопавшаяся, в своем персональном ДЗОТе. Жили у нас в то время и другие женщины с юго-востока Украины, но они были более мягкими, что ли. А когда появилась Алена, первое, что бросилось в глаза — ее тотальное недоверие ко всем вокруг. Да, она получала помощь от нас, в какой-то мере доверилась нам. Но я чувствовал, что Алена не может расслабиться — мы все находились у нее под подозрением. С самого поступления она очень подробно расспрашивала, кто мы такие, кто финансирует нашу организацию, связаны ли мы с теми или иными общественными движениями. И предупреждала:

— Если вы захотите какой-то вред причинить, все равно вы потом пострадаете, так что знайте: за нас есть кому заступиться, — говорила она с легкой улыбкой.

В своем окопе недоверия и страха она жила до самого выпуска.

В то время, как нарочно, стали появляться дурацкие слухи, дескать, отряд диверсантов пересек границу и готовит диверсию в Воронежской области. Эти сообщения еще больше пугали наших подопечных, в особенности, Алену. К ним стали прислушиваться и другие беженки. Известно, что люди, пережившие бомбежку, более подвержены панике и воздействию слухов.

Кстати, дети беженцев были более расслаблены, чем родители. Может, не всегда они понимали, что произошло, а может, это была только видимость. Помню, в начале сентября дочка Алены стояла на улице около нашего склада одежды, глядя, как выстраиваются в очередь те, кто пришел за осенними вещами. Воронеж готовился отмечать день города, и в небе наши истребители репетировали фигуры высшего пилотажа для авиашоу. Дочка Алены смотрела-смотрела на них да как заревет. Все кинулись ее успокаивать, но у нее была настоящая паника. Я это видел сам и даже сейчас, спустя 4 года, когда это пишу, у меня наворачиваются слезы.

Моя бабушка рассказывала мне, что после войны ее младшая сестра еще долго пряталась под стол, когда слышала звуки салюта. Когда я слушал эти рассказы, я не думал, что мне придется столкнуться с этим на моем веку.

Алена, как и другие беженцы, постепенно получила документы РВП, медицинскую книжку, смогла устроиться на работу продавцом и некоторое время снимала квартиру с другой подопечной. Они по очереди выходили на работу и присматривали за детьми. Какое-то время она приходила к нам на склад, потом перестала. Спустя примерно год ее муж вернулся, приехал за ней в Воронеж, но устроиться тут они либо не смогли, либо не захотели — вернулись на родину. Наверное, живут там и сейчас — надеюсь, что мирно.

Паника — безотчетный сильный страх, состояние интенсивной тревоги реальной или предполагаемой угрозой. Сильная стрессовая реакция организма, которая возникает с целым рядом вегетативных и соматических симптомов. В момент паники человек может терять базовые человеческие навыки. 

 



Спасибо за ваше внимание! Уделите нам, пожалуйста, еще немного времени. Кровь5 — издание Русфонда, и вместе мы работаем для того, чтобы регистр доноров костного мозга пополнялся новыми участниками и у каждого пациента с онкогематологическим диагнозом было больше шансов на спасение. Присоединяйтесь к нам: оформите ежемесячное пожертвование прямо на нашем сайте на любую сумму — 500, 1000, 2000 рублей — или сделайте разовый взнос на развитие Национального регистра доноров костного мозга имени Васи Перевощикова. Помогите нам помогать. Вместе мы сила.
Ваша,
Кровь5

comments powered by HyperComments
Стать донором Помочь донорам
Читайте также