Вера Сальникова, Кострома

парикмахер, организатор похорон, мать двоих детей, потенциальный донор костного мозга

В Костроме я оказалась благодаря отцу. Он служил в Военно-морском флоте в Северном Ледовитом океане, а потом они как-то со всей командой здесь осели, тут он и познакомился с мамой. Есть своя специфика в том, чтобы быть дочерью моряка: я знаю, что последнее воскресенье июля — это День Военно-морского флота, великий праздник и надо натягивать стяг.

В остальном у меня мирная жизнь. Я всегда мечтала быть психологом, тянуло меня копаться в душах, но я не поступила и пошла учиться на парикмахера. По большому счету это одно и то же. К парикмахеру идут не только за прической — что-то рассказать, что-то выслушать. Так что я знаю много историй.

Интересно, что тяга моя к психологии со временем никуда не делась — даже, наоборот, меня куда-то ведет. Год назад я сменила свою стезю и стала организатором похорон: работаю, так сказать, церемониймейстером. Дело для Костромы необычное, а для меня это новая ступень, совершенно другой опыт. Работа со смертью учит тебя понимать, что она всегда рядом.

Я боялась смерти с самого детства. Думала о ней и цепенела, у меня потели ладони. И вдруг — раз! и через столько лет смерть из страха перешла в профессию. В профессию, о которой я всегда мечтала: я организовываю похороны и имею дело с психологией горя, с темными состояниями, которые я могу помочь сделать светлыми. Это непросто. У нас принято на похоронах говорить: «Держись, не плачь, все пройдет», — то есть мы загоняем проблему внутрь, а это неправильно. Мы же не советуем человеку, который смеется, терпеть и не смеяться.

Наверное, мне помогает то, что я сама прошла через горе. У нас болел ребенок: онкология, лимфобластный лейкоз. Маша родилась в 2011 году, сразу с геморрагическим синдромом, была вся покрыта синяками, прожила два месяца и восемь дней, совсем немного, дома мы с ней так и не были. И этот опыт негативный, тяжелый — я ему благодарна, я его храню. Чтобы всегда вот здесь, в душе, болело. Чтобы как следует понимать: главное — не сколько дней в жизни, а сколько жизни в днях.

После таких вещей ты как бы прозреваешь. Одно из таких прозрений — это донорство костного мозга. Я раньше никогда и не думала, и не знала, что в России так мало доноров костного мозга, что его приходится искать, везти через границу, показывать на таможне и так далее. И когда Маши не стало и я выписалась, мы с мужем сами стали потенциальными донорами и начали организовывать здесь, в Костроме, сбор крови для типирования.

Прошло уже несколько лет, но я жду совпадения. Я точно знаю, что если мне позвонят и скажут, что я подошла, а я буду в это время стоять в очереди на самолет, который везет меня в отпуск, на который я долго копила, я сразу сдам билеты и поеду в клинику. Для меня это не абстракция, а вопрос моей собственной жизни и смерти. Мне кажется, я знаю, как «там». Именно поэтому я все еще здесь.