Вездеход провалился под лед, и вся экспедиция пошла насмарку.

В вездеходе, к счастью, ни меня, ни моих спутников не было. Я вообще не знаю, чей это был вездеход, знаю только, что никто не погиб. Но на Ямале после этого происшествия выезжать на лед запретили. А раз так, то и поездка к стойбищам ненцев, куда мы собирались, стала невозможна. Дело в том, что Салехард — столица Ямало-Ненецкого автономного округа (ЯНАО) — отделен от полуострова Ямал и кочующих ненцев Обью, великой сибирской рекой, особенно великой в своем нижнем течении. Мостов тут нет, и перебраться на другую сторону можно, только когда наладят зимник.

А начиналось все красиво. Я приехал с группой волонтеров-медиков из Центральной России, и обещано нам было много всего интересного. Поездка по местам проживания ненцев, медицинская практика чуть ли не в голой тундре и вступление представителей коренных народов Севера в Национальный регистр доноров костного мозга имени Васи Перевощикова (Национальный РДКМ). Будто бы некоторые коренные ямальцы уже наслышаны о донорстве и только ждут случая присоединиться к другим добровольцам. Проверить, однако, это нам не удалось — из-за недостаточной крепости льда.

Молодых медиков в итоге определили на практику в обычную районную больницу. Многие почувствовали себя обманутыми.

— А как красиво в письмах писали, обещали чумы и санитарную авиацию, — сетовал педиатр Илья, пока мы с ним шли за продуктами в «Пятерочку».

Впрочем, хороший врач способен набраться опыта в любых обстоятельствах. Но как быть с донорством? Можно было, конечно, предложить вступить в регистр самим волонтерам-медикам. Но не тут-то было. Илья, например, стал потенциальным донором еще два года назад, когда учился в Ярославском медуниверситете и в город приехала наша экспедиция «Совпадение».

Трудности перевода

Чтобы поездка не прошла уж совсем без местного колорита, нас отвезли в чум возле самого Салехарда. Объект это чисто туристический, здесь, допустим, есть нарты, но нет оленей, потому что постоянно никто не живет. Когда надо, из города приезжают две женщины в возрасте, которые облачаются в традиционную одежду, поют песни на ненецком языке и рассказывают о быте своего народа.

Там нас угостили чаем, наваристым бульоном из оленины и мороженой местной рыбой — щекуром, которую надо прямо так, не размороженную, макать в соль. Очень вкусно, кстати. Заодно удалось выяснить отношение местных к костному мозгу. Оно сугубо гастрономическое.

Костный мозг вынимают из оленьих костей и смешивают с вареным мясом. Сырым его едят тоже. Или делают нечто вроде холодца — лыывей. За зиму собирают кости всех съеденных оленей, а по весне дробят их на камнях и целый день варят в котле. Причем в один котел идет и костный мозг, и спинной — из оленьих позвонков, все это называется одним общим словом «лы’юр», что переводится как «костяной жир». С таким смешением понятий агитация местных коренных жителей стать донорами костного мозга, очевидно, не обойдется без трудностей.

Между тем ненцы в регистре уже есть. Некоторые представители этого народа сдали кровь на HLA-типирование в другом регионе своего исторического проживания — Ненецком автономном округе. Кровь5 даже как-то писала про одного из них по имени Павел. Не исключено, что в числе 551 состоящего в Национальном РДКМ жителя ЯНАО тоже есть ненцы.

Местный ресурс

Волонтеры-медики в итоге отправились на практику, а я остался в Салехарде. И чтобы не получилось, будто зря приехал, решил поискать доноров в городе.

Зимний Салехард не особо богат достопримечательностями. Городской парк с яркой подсветкой и качелями, тоже светящимися. Другой городской парк — с фигурами оленей и других местных обитателей. Церковь Петра и Павла, старейшее (конца XIX века) каменное сооружение в регионе. Немалая часть города — это деревянные бараки без водопровода и канализации. Жители пользуются биотуалетами, а несколько раз в неделю им привозят воду в бочках. У подъездов припаркованы при этом дорогие машины. Люди едут сюда за высокими северными зарплатами, но квартир получше тут просто нет.

До недавнего времени даже круглогодичной дороги не было. Летом — паром, зимой — зимник, а в межсезонье — только по воздуху. Поэтому до самого последнего времени тут не было сетевых магазинов и вся еда стоила сумасшедших по сравнению с остальной Россией денег.

С ней о донорских акциях и стоило бы договариваться. В результате вхожий в администрацию пиарщик Сергей помог мне попасть на местное телевидение. А общественная палата региона — прочесть лекцию в многопрофильном колледже.

Колледж здесь по-северному необычный. Разные здания соединены переходами на уровне второго этажа. Так что можно даже в самую пургу, не одеваясь, попасть из общежитий на занятия, а с занятий — в департамент образования, который тут же, рядом.

И вот три десятка молодых ребят слушают мою лекцию. В аудитории поровну русские и монголоидные черты коренных жителей Ямала. Слушают, как кажется, с интересом. Но донорами становиться не готовы. На вопрос, кто задумался о вступлении в регистр, никто не поднимает руку. И так бывает, ведь никто не знает, как и когда такого рода агитация даст плоды. По крайней мере эти ребята будут знать, что костный мозг имеет несравнимо большее значение, чем просто знакомый им прежде ингредиент.

Уже когда я прилетел из ямальских холодов в Москву, то созвонился с женой пиарщика Сергея — Ольгой. И знаете, она вступила в регистр и теперь собирается сама провести донорскую акцию. Так что, выходит, все не зря.

Фото ч/б Надежды Храмовой
Фото цветные Евгении Жулановой