Вера Сальникова

Потенциальный донор костного мозга, приглашенный редактор проекта КРОВЬ5

В школе я хотела стать психологом. Слушать людей, погружаться в их внутренний мир, искать вместе выход в трудной ситуации. Сейчас я понимаю, что это мне тогда нужно было разобраться в себе: победить собственную неуверенность, разобраться со страхами и комплексами. В 10-м и 11-м классах я ходила на курсы педагогики и психологии. Было интересно, но очень трудно работать в команде и общаться с совершенно незнакомыми сверстниками. Постоянно приходилось переступать через смущение и неловкость. До этого я в основном молчала, а тут, во время курсов, начала говорить, высказывать мнение по любому поводу. Камни в меня не полетели. Стало спокойнее.

Тем не менее, на психолога я так и не поступила — не хватило баллов. Пошла на парикмахера, чтобы не терять год. Парикмахер — тоже психолог в своем роде. Надеюсь, клиенты ценят меня не только за красивые стрижки, но и за возможность поговорить.

И в профессии распорядителя похорон тоже есть психология, психология горя. Горе каждого человека уникально, но все проходят примерно одни и те же стадии. Оформлять похороны, как правило, приходят люди в стадии шока и оцепенения. Есть там, конечно, и слезы, и боль, но все это как бы сквозь нереальность происходящего. Затем включаются гнев и обида, потом чувство вины и депрессия, потом принятие, реорганизация.

Я занимаюсь похоронами женщины 80 лет. Интеллигентная, статная, несмотря на преклонный возраст. Работала машинисткой. Была замужем, но муж умер 8 лет назад. Познакомилась с ним на Дальнем Востоке, где она родилась и выросла, а он служил пограничником. Как их занесло в Кострому? Как складывалась ее судьба на протяжении 80 лет? Наверное, не очень здорово: всю жизнь ездила с мужем по воинским частям. Детей не было. Осталась племянница, которую она любила как дочь, а ее детей принимала как внуков.

Народу на прощании чуть больше 20 человек. Июль. Жарко. Проводя церемонию, замечаю в толпе необычную девушку. Майка-борцовка, татуировки до плеча на обеих руках. Волосы апельсинового цвета собраны в короткий хвост. Стоит в отдалении, спиной к гробу. Никак этот образ не вписывается в происходящее.

Прощание заканчивается — пока все ждут катафалк, подхожу к девушке. Мне кажется, она боится. Так же, как и я когда-то. «Боишься?» — молчит. «Хочешь, вместе подойдем попрощаться?» Беру за руку, идем. Садимся на скамейку перед гробом. Все уже вышли на улицу, мы в зале одни. «Твоя бабушка?» Девушка начинает плакать. Льется поток слез и слов.

Она рассказывает, как приезжала к бабушке маленькой девочкой, когда та еще не жила в Костроме. Как собирали абрикосы, варили варенье вместе. Лепили вареники с вишнями. А потом — переходный возраст, другие интересы. С бабушкой стало неинтересно. Теперь жалеет, что не навещала ее в последнее время. Оставила одну.

Каждый раз я поражаюсь, какие простые и в то же время глубокие вещи открывает в людях горе. Все наносное уходит. Может быть, впервые в жизни мы ощущаем боль утраты. Жалость. Любовь. Сострадание. И вместо дерзкой девицы с апельсиновыми волосами видишь девочку, собирающую абрикосы в летнем саду.

…