Вера Сальникова

Потенциальный донор костного мозга, приглашенный редактор проекта КРОВЬ5

В новой профессии мне предоставлена свобода. Когда нет заказов, я могу посещать похороны как наблюдатель, а могу находиться в любом из наших офисов. Сегодня я выбираю главный офис — там ремонт в стиле «лофт» с выбеленными кирпичными стенами и темно-серыми шторами в пол. Есть переговорная для приема заказов. И никакой траурной атрибутики. Здесь не страшно, а, не побоюсь сказать, красиво. На ум приходят высокие слова — безмолвие, покой, silence.

Пока есть время, я в этом безмолвии изучаю подшивку профильного журнала «Похоронный дом». Просто огромное количество увлекательных статей: про опыт зарубежных стран, про устройство кремационных печей, про гробы в виде гигантских бананов и бутылок, про то, как наносят макияж на убитого молнией, и еще масса занимательных вещей. Я понимаю — я не одна. Есть люди, которые, как и я, связали свою работу со смертью. И это нормально.

Приходится прервать чтение: меня зовут в переговорную. Молодая женщина с мужем. У нее умер папа. Сперва задаю формальные вопросы: имя, возраст, есть ли дети и близкие родственники. Но главный вопрос: «Каким человеком был умерший?» Ответить на него нелегко. Обычно люди смешиваются, потом начинают описывать человека с помощью прилагательных: добрый, отзывчивый, веселый и т.д.

А эта молодая женщина говорит про папу: «Жил один. Все сам». Мне удается еще узнать, что ее папа работал медтехником. Честный, доверчивый. С женой развелся. Умер от инсульта. Вот и все.

Вечером, составляя речь, я мысленно пытаюсь представить эту жизнь. С чего все начиналось? Вот у них семья. Живут в области, наверное, ведут хозяйство. Растят сына и дочь. Он работает в больнице, налаживает оборудование, которое все время ломается. А потом что-то происходит, и они разводятся. Может быть масса причин. Измена, характеры, алкоголизм — обо что там еще разбивается семейная лодка? О доверчивость, например. И о честность тоже. Мужчина уезжает. Живет совершенно один. Ни дети, ни бывшая жена к нему не приходят. Все сам. Дочь иногда звонит. Да сосед навещает изредка. Он и вызывает «скорую», когда у мужчины случается удар. Но сделать уже ничего нельзя.

Во время похорон я говорю про обиду и чувство вины. Как там сказано в «Гражданском требнике современных скорбных ритуалов России»? «Мысленно попросите человека простить вас за все, что могло быть обидным и горьким, и сами простите ему/ей все доставленные вам вольно или случайно огорчения». Нетрудно мысленно попросить прощения и простить умершего, но как тяжело жить, сознавая, что можно было сделать это и раньше, пока случайный человек не нашел его при смерти.

Похоже, со мной согласны. Люди подходят к гробу, плачут, просят прощения — даже не мысленно, а вслух. А я думаю: с кем надо сегодня встретиться и кому позвонить, чтобы снять с себя бремя вины и обиды, пока не наступил момент необратимости. Это же так просто.

…