Вера Сальникова

Потенциальный донор костного мозга, приглашенный редактор проекта КРОВЬ5

На работу я хожу пять дней в неделю. Хотя услуга церемониймейстера требуется далеко не каждый день, я постоянно участвую в жизни фирмы. Пишу письма-соболезнования на сороковой день после смерти. Составляю буклеты с советами для психологической поддержки. Помогаю разрабатывать новую версию программы для приема заказов. Веду странички нашего «Похоронного дома» в соцсетях. Дел немало, было бы желание.

В этот раз прихожу на работу и даже еще не успеваю раздеться, как мне сообщают: у дальних знакомых одного из сотрудников умер сын. 31 год. На прощании будет много народу, значит, может потребоваться распорядитель. При этом тело умершего находится в Иванове, а прощание и похороны пройдут тут, в Костроме. И сейчас придет мать умершего, которая отправится за телом на катафалке, а потом привезет сюда.

Действительно приезжает взбудораженная женщина лет 50. С ней младшая дочь, лет 18. Пока подъезжает машина, я только успеваю выяснить, что отпевания в храме не будет. Причина смерти — передозировка наркотиков и, скорее всего, намеренная.

Помогаю заказчице и ее дочери взобраться в катафалк. И тут она спрашивает: «А что же, с нами никто не поедет?» И такой в этой фразе призыв к помощи, такая растерянность и боль, что я просто не могу не отреагировать. Сажусь вместе с ними.

Ехать до Иванова — сто километров. Ноябрь. Пасмурно. Голые деревья с черными, влажными ветвями. Жухлая трава. Женщина с дочкой сидят рядом с водителем, а я в салоне одна.

В Ивановском морге выясняется, что нас никто не ждет. Вскрытие будет завтра. И тело можно будет забрать только завтра. Я стараюсь относиться к происходящему как к должному. Значит, так надо. Хотя вряд ли в фирме разделят мое спокойствие. Наверняка будут разборки: кто заказал машину, не созвонившись с моргом?

Приходит жена умершего. Они со свекровью плачут. Обнимаются. Выясняются подробности. Ушел в ванную. Долго не выходил. Пока ломали дверь, ждали «скорую», все уже было кончено. Что теперь поделаешь… Заказчица с дочерью решают остаться в Иванове, а я возвращаюсь в Кострому.

Назавтра опять еду к ним за сто километров. На этот раз все складывается — мы забираем тело. Его закрепляют в салоне на носилках специальными тросами. А рядом садимся мы с его матерью. Едем почти два часа. Снова черные ветки и мертвая трава за окном. Женщина то и дело начинает плакать — даю ей возможность выплакаться, помолчать. Время от времени она судорожно вздыхает и говорит: «Что вот им нормально не живется?»

Я понимаю. Когда мне было 17, парни из нашей компании начали употреблять наркотики. Я видела, как варят «винт». Как люди получают «приход». Как их потом ломает, когда нет новой дозы. Сама я не пробовала никогда. Знала, что если попробую, пути назад не будет. Теперь, спустя годы, вспоминаю то время как войну. Героиновые бомбы падали со всех сторон. Из той компании в живых почти никого не осталось…

Когда мы наконец добираемся до Костромы, выясняется, что на похоронах будет всего шесть человек. И церемониймейстер им не требуется. Тем не менее, я советую, как попрощаться. Обязательно простить и его, и себя. Ведь не все подвластно в жизни. Скажем, едешь за сто километров в Иваново, а тебя там не ждали. Планируешь провести похороны, а тебя не зовут. Значит, так надо.

Но все-таки обидно. За эту поездку я не получу зарплату. И никто не скажет мне «спасибо». Даже наоборот, спросят: «Зачем ты ездила?» Отвечаю: «Я же дура. Ноябрь. Депресняк. Черные деревья. Как не поехать?»

Нет сил.

…