Владиславдорофеев

Зачем нужны дети

Вопросы и ответы многодетного отца

Я не знаю, зачем другим нужны дети. Зато я знаю, зачем дети нужны мне. Каждый из моих детей — Анна, Анастасия, Вера, Мария, Кирилл и София. Вроде шестеро — это много, но если посмотреть и подумать, так и мало. Могло бы быть и больше. И каждому я дал бы, что мог и могу. О каждом из моих детей я мечтал, а теперь страдаю, молюсь и думаю, всегда. Каждый — личность, мир, судьба, с первого их вздоха. Каждый — особый случай.

Во время рождения моей старшей дочери (она, кстати, сама уже многодетная мать) ее мать была при смерти. И потому из роддома дочь повезли домой, а мать — в госпиталь. Первые три-четыре недели жизни я выкармливал дочку сам. Смеси из молочной кухни и молоко, которое умирающая, а потом уже выздоравливающая мать цедила из груди на больничной койке, спасли ребенка. Через год, когда пришел черед говорить, первое слово дочери было — «папа». Возможно, наградой мне за эти первые недели отцовского выкармливания. У всех остальных первым словом была «мама».

Затем в школе я научил старшенькую, как дать отпор маленькому хаму, который терроризировал ее и одноклассников. Действие было сокрушительным, хам ожидаемо оказался жалким трусом, который захныкал от первой же, почти невесомой, но пощечины.

Второй ребенок — с врожденным чувством стиля. Это касается всего. За что она только не бралась в своей жизни, и это всегда было вокруг стиля. Возможно, поэтому она уже давно живет, не советуясь со мной.

Без второго ребенка не было бы третьего, которая рождалась так же трудно, как и первая, так же, как и первая, едва не убив мать. И чудом выжила сама. Спустя почти два года она вновь попробовала уйти в небытие, отказавшись есть и пить — то есть совсем, и уже перестала говорить и двигаться, но еще дышала. Я тогда отпоил ее по капельке в больничной палате в инфекционном отделении, в котором мы оказались вдвоем, потому что мать не могла быть в больнице по причине недомогания.

Потом были другие трудности — например, как она задыхалась однажды у меня на руках, пока я нес ее к ближайшей аптеке, потому что у нее случился сильнейший спазм дыхательных путей в результате аллергии. Успел, донес, и повезло: препарат (надо сказать, довольно редкий) в аптеке был. После первого же впрыска она вернулась к жизни. С тех пор этот препарат всегда с нами в поездках.

Четвертый ребенок никак не рождался, несмотря на все наши усилия. Потом вдруг — вот она. Но осторожно, как бы прощупывая почву будущей жизни. Придет время, я придумаю схему, выстрою мизансцену, которая позволит ей обрести будущую профессию. Но до этого надо еще дожить.

Пятый был сын. Он шел в наш мир иначе: по-мужски, решительно, отчетливо, напористо. Не сомневаясь в правильности выбранного пути. Я не знаю, чего я от него жду теперь. Главное, возможно, в том, чего он ждет от меня. Я не уверен, что всегда соответствую этому ожиданию. Потому что это ожидание бескомпромиссно по меньшей мере. И в этом смысле пацан ответственнее, потому как он бескомпромисснее сестер. Не лучше, не хуже, а бескомпромисснее.

Шестой ребенок — дочка, очень чувствительна и впечатлительна. С ней еще многое впереди. Но уже сейчас она бывает тем самым счастливым случаем, который позволяет мне сконцентрироваться, собраться в мыслях и чувствах, хотя бы понять, где я и кто я.

Есть ли какое-то правило или правила, которых я придерживаюсь в отношении детей? Не обманывать. Не можешь — не говори. Сказал — сделай. Или извинись. Но никогда не замалчивай, не спускай на тормозах.

Это удивительно. Но, сам того не желая, я порой принимаю решения, которые помогают моим детям обрести работу, профессию, или хотя бы сделать следующий шаг, или даже высветить место, в котором им сделают предложение, от которого они не сумеют отказаться.

И все же. Зачем мне нужны мои дети?

Мне всегда было противно смотреть на себя в зеркало. Не потому, что я себе не нравлюсь. Потому что я всегда знал про себя, что сам по себе я не имею никакого смысла. Вообще полноту жизни я обрел только после рождения третьего ребенка. Но даже тогда я еще не понимал, зачем мне дети. На шестом я остановился. Не выдохся, нет. Почувствовал, что обрел смысл, ответил для себя на вопрос, который обычно не имеет ответа.

Мне дети нужны затем же, зачем Адам был нужен Богу. «И сказал Бог: сотворим человека по образу Нашему и по подобию… И создал Господь Бог человека из праха земного, и вдунул в лицо его дыхание жизни, и стал человек душою живою» (Бытие, 1:26, 2:7). Как же приятно было затем смотреть, как этот Адам растет, начинает бегать, набирается сил, научается говорить, задает вопросы, сомневается, протестует, мучается, радуется, плачет и смеется, болеет и выздоравливает, огорчается и делает открытия, смотрит на звезды, наблюдает за движением и изменениями вокруг и внутри себя, становится человеком мыслящим. Преподобным Отцу, скрашивая Его одиночество.

Ведь нет ничего кошмарнее одиночества, из которого страх, уныние и обреченность, потеря ориентиров, а главное — отсутствие смысла.

Дети позволяют обрести понимание и, собственно, смысл жизни. И каждый мой следующий ребенок углубляет это понимание. С каждым ребенком я нахожу в этом мире самого себя, обретаю это свое непонятное раньше «я», нахожу в себе человека. Кто я такой, где я, куда иду? Нельзя ответить, не отдав своей души, своего сознания, своего сердца своему ребенку, в счастье и горести, ненависти и любви. Нет. Это не только познание, это больше. Это возвращение к своим истокам. Возвращение к началу начал. Познание своих истоков. Зачем? Чтобы вновь оказаться в той самой люльке, в которой засыпал маленький Адам, или затем, чтобы почувствовать силу и тепло руки Отца, в радости и горести, чтобы прижаться к своему Отцу при прощании или встрече.

Банально, просто. Каждый новый ребенок на земле — в продолжение Адама. Потому что нет другой подмены и замены Бога. Поэтому нет подмены и замены ребенка. Теперь я понимаю, что есть еще один смысл в рождении детей.

Я всегда говорил своим детям, что я каждого из них люблю одинаково. И это правда. Но есть еще одна правда. Я каждого люблю во времени. Тех, кто родился раньше, я люблю дольше. При этом я всегда, с первого их вздоха, знаю, что каждый из них — это человек совершенно не зависимый от меня, со своим характером, умом, личностью, намерениями, судьбой.

Теперь я знаю ответ. Но все же главный вопрос другой. Зачем мы нужны нашим детям? На этот вопрос я сумел ответить лишь после смерти своего отца. Когда я в одночасье стал много ближе к смерти. Отец меня прикрывал. А теперь я с ней лицом к лицу. Так вот, пока я жив, я прикрываю своих детей от смерти. Вот для чего я нужен моим детям. Они мне дали смысл жизни, а я им — жизнь.