Вера Сальникова

Потенциальный донор костного мозга, приглашенный редактор проекта КРОВЬ5

Услуги организатора похорон — новая вещь для нашего города. Чаще всего агентам приходится разъяснять, что и как. Однако в этот раз молодая женщина сама спрашивает: есть ли у нас церемониймейстер? Женщина живет в Москве, а в Костроме у нее родители. Когда-то вместе приехали в Кострому строить Полиграфкомбинат. Прожили вместе 45 лет, рука об руку дома и на работе. И вот — мама умерла. Что-то с сердцем.

Дома у умершей чистота, идеальный порядок. В саду — травинка к травинке. Дочь рассказывает: добрая, терпеливая, никогда не жаловалась на здоровье. Вела тетради с домашней бухгалтерией. Куда их теперь девать?

Дочь приехала забирать тело из морга. Пока едем на катафалке в храм, она рассматривает маму — без страха, без слез. Наверное, медик. Говорит, маму можно узнать только по рукам.

Моя мама умерла в 2013 году. Рак. Сначала первая стадия и оптимистичные прогнозы. Но после операции и лучевой терапии опухоль продолжила расти. Мама на симптомы не обращала внимания, думала, побочные эффекты от лечения. Как всегда, терпела. Ни на что не жаловалась. Когда пришла на очередной прием, опухоль уже была огромной. Метастазы в легких и еще Бог знает где. И ее отправили домой, на «симптоматическое лечение».

О том, что вылечить маму невозможно, врачи сказали мне. А я должна была передать ей. Или не передать — на мое усмотрение. Целый день я ходила в раздумьях: сказать или не сказать маме о приближающейся смерти? Решила не говорить. Купила в аптеке разных таблеток: от кашля, от болей в желудке, от тошноты. Сказала: надо подлечиться, а потом будет химиотерапия. Все мы, приходя к маме, были бодрые и веселые, а потом уходили и плакали в одиночестве. Это был обман, и, конечно, мама это понимала, тем более, таблетки не помогали. А обман не почувствовать невозможно.

Сейчас я бы поступила по-другому. Я бы сказала правду. Смогла бы пережить и молчание, и тяжесть, и боль. Смогла бы поговорить с ней и быть рядом в момент смерти. А тогда я была не готова. Только могла сидеть подолгу рядом, держать ее за руку. Она умерла, когда я оформляла для нее обезболивающее. На похоронах я тоже узнала ее только по рукам.

Потом я долго еще видела ее в других людях. Вот у женщины в толпе кофта, как у мамы. А у этой такие же темные, вьющиеся волосы. Каждый вечер я прокручивала в голове: что мне нужно было сделать? Где и на чем настоять, к кому обратиться, чтобы мама была жива?

Тогда я думала, что схожу с ума. Теперь понимаю: это нормально. Это горе. Мы мало о нем знаем, потому что не даем себе болеть и горевать. Нам нужно сразу в строй, чтобы все быстро зажило. Терпеть и не жаловаться. Только не всегда терпение играет положительную роль.

На кладбище — августовское солнце и ветер в ветвях берез. Дочь прощается с мамой. Целует руки. Муж умершей не может долго стоять, сидит на скамеечке у соседней могилы. Через 50 дней его тоже не станет.

…