Аделаида Сигида
Последняя боль
Дача как реальная альтернатива мечте
По телевизору стало модным слово «хоспис». Хосписы бывают разные. Я, например, считаю, что одна из разновидностей хосписов — это дачи. Это только кажется, что на дачи приезжают пускать салюты и жарить шашлыки. Это только в мечтах сюда привозят малолетних детей, чтобы они катались по лесу на велосипедах. Настоящая, реальная дача — это место последней боли. Сюда приезжают навечно, чтобы дожить тут, домучиться и, наконец, спокойно умереть.
Я сама не очень люблю жить, особенно в городе. Не то чтобы я хотела залечь на дно, но меня всегда тяготили все эти заботы мегаполиса о мифическом успехе и невиданных краях типа Лондона и Голливуда. Так что неудивительно, что я бросила Москву и оказалась в нашем СНТ. В 2012 году здесь еще было мало пациентов. Был, например, дед девяноста лет, которого отправили доживать на дачу его дети и внуки. Был еще один приезжий с Украины, Алексей, которого пустили бесплатно пожить и заодно поохранять этого дедушку. Кормежка прилагалась.
Алексей охранял дедушку и мечтал о лучшей доле. Но на даче такого не бывает. Дедушка умер, а нового дедушки с теплым домом и супом для Алексея не нашлось. Алексей хотел было прибиться ко мне, но я сказала, что уже кормлю супом тринадцать собак и на Алексея меня не хватит. Алексей ушел в монастырь и, видимо, спасся. Потому что все остальные умерли.
Умер садовод Андрей. Обрубил ветки у дуба и умер.
«Ветки у дуба надо обрубить», — велела ему председательша садового независимого товарищества. И садовод Андрей полез на свой дуб, чтобы обрубить ему ветки. Иначе они могли отрасти и повредить общественную линию электропередач.
«Мы на эти провода деньги собирали», — строго объяснила председательша.
Садовод Андрей обрубил все ветки, слез с дуба, лег на кровать и умер.
«Сам виноват, надо было нанять таджика», — строго резюмировала председательша.
Потом начались убийства. Одним летом, например, один дачник узнал, что его жена-дачница ездит на дачу, чтобы ему изменять. Приехал на дачу и зарезал свою жену. В городе он никогда бы до такого не докатился, но дача — другое дело. На даче у русского человека душа всегда куда-то рвется и иногда, как видно, дорывается.
Например, как-то устроили у нас в СНТ праздник Нептуна. Пригласили поп-группу с гитарами. Дачники напились, один пошел в воду и утонул. Тогда решили отметить праздник урожая. Пригласили поп-группу с гитарами. Дачники напились, один поехал кататься на квадроцикле, упал и умер. У него остался огромный недостроенный дом, огромная черная собака и маленькая жена.
Когда все умерли, доживать свой век в нашем хосписе начали прибегать брошенные собаки и кошки. Прошлым летом какие-то добрые люди даже выбросили на улицу одну такую дохлую кошку в пакете. Наверное, лень было закопать. Эта кошка начала кочевать с улицы на улицу, с участка на участок и снова на улицу. Все дачники пытались войти в вечность и сделать вид, что смерть не имеет к ним никакого отношения.
Несколько дней кошка в пакете провалялась на угловом садовом участке, как настоящая дачница, одинокая и неопознанная.
«Вы, может, кого-нибудь пришлете с лопатой кошку закопать за счет коллективных взносов?» — спросила я у председательши.
«Позвольте! — возмутилась председательша. — Я вам тут что — таджик? Я тут наблюдаю за вашей совестью и жду, когда она к вам всем вернется. Рано или поздно вы должны будете сами избавиться от смерти на ваших улицах».
Совесть не возвращалась несколько недель подряд. Тогда я решила сама нанять Володю и Лену из соседней деревни. Русская деревня не то что дача. Там все еще живет надежда на спасение. Если не людей, то хотя бы поросят. Их держат Володя с женой Леной.
«Пятеро вьетнамских поросят, — рассказал мне Володя. — Много им надо? Всего один мешок комбикорма в месяц. И траву, траву едят. Накошу им — они едят».
«Жалко их, — прослезилась Лена. — Такие умные. Позовешь: “Васька, Васька, иди сюда! Колька, Колька, иди сюда!” И идут. Как их есть потом? Да они еще и худые. На траве-то как разжиреешь?»
«У нас тут кошка, — сказала я. — Лежит в пакете».
«Сволочи какие, — сказала Лена. — Мы закопаем, конечно. Три тыщи, и закопаем».
Это было больно. Но деваться было некуда. Я достала последние три тыщи и отдала Володе с Леной.
«А свинины тебе не надо? Вьетнамская. Хорошая. Голяшку».
«Спасибо, — сказала я. — Мне нельзя. Я хотела бы уйти в монастырь, чтобы спастись от нашего СНТ. Но у меня тринадцать собак, индюки. С ними меня не возьмут, так что мысль об убийстве для меня невыносима. Похоже, мы остаемся на даче».
«Есть повод помолиться и покаяться», — сказала Лена.
Дохлую кошку я больше не видела. Но скоро в нашем хосписе новый дачный сезон.
В оформлении статьи использованы фрески из церкви Santa Maria del Castello (Мезокко, Швейцария)
Спасибо за ваше внимание! Уделите нам, пожалуйста, еще немного времени. Кровь5 — издание Русфонда, и вместе мы работаем для того, чтобы регистр доноров костного мозга пополнялся новыми участниками и у каждого пациента с онкогематологическим диагнозом было больше шансов на спасение. Присоединяйтесь к нам: оформите ежемесячное пожертвование прямо на нашем сайте на любую сумму — 500, 1000, 2000 рублей — или сделайте разовый взнос на развитие Национального регистра доноров костного мозга имени Васи Перевощикова. Помогите нам помогать. Вместе мы сила.
Ваша,
Кровь5
