Снежана Каратаева

Кафе тишины

Групповое молчание с Екатериной Печуричко

Можно я начну? И просто практически сразу закончу. Моей бабушке 88 лет, мы живем далеко друг от друга, единственная связь — по телефону. Когда мы с ней разговариваем, она говорит мне о высоком давлении, что она скоро умрет. Я пытаюсь переводить все в юмор, говорю ей: «Ну что, когда будем готовиться?» Я бы хотела на самом деле поговорить с ней про ее страх — страх, который живет и во мне. Но я не знаю, как лучше это сделать, чтобы не увязнуть. Смерть с этой стороны меня пугает.

Прошу прощения, я уйду. Или нет, скажу про чувство вины. Вот моя мама ушла из жизни из-за онкологии. И чувство вины не отступает вот уже десять лет. Все это время я думаю: был ли я хорошим сыном? А недавно ушел из жизни мой дед. Я не присутствовал на его похоронах. И теперь я думаю: правильно ли? Как вообще все это переживать? Как надо горевать?

Например, на кладбище я специально не поехал, вообще считаю это бестолковым процессом. Все эти искусственные цветы, поминки — мне это не близко, это вселяет в меня панику, даже растерянность. Мне кажется, это как-то унизительно: чужой человек опускает гроб, засыпает лопатой землю… Я этого не понимаю. А потом все эти блины, водка на столе… Мне это кажется неуместным, устаревшим, неприятным.

Простите, никого не хочу сейчас задеть. Просто добавлю: вот моя подруга — она как знала, попросила перед смертью, чтобы ее тело кремировали и разделили на шесть частей, а прах просто развеяли в шести местах Земли, где она была когда-то счастлива. В Тульской области, например, около Льва Толстого. На Кавказе. Много еще где.

Думаете, я смеюсь? У меня вот был знакомый кубинец — преподаватель кубинских танцев. Очень живой человек. Так вот, когда он умер, церемонию вел его друг — такой прикольный мужик: пиджак весь в блестках, шляпа, огромные очки. И он вел церемонию, как крутую вечеринку, а в перерывах отворачивался и вытирал слезы. Прах этого кубинца, кстати, тоже разделили на несколько частей. Часть отправили родственникам.

Но я, честно говоря, представляла тему этого разговора иначе. Вот —смерть. И что, неужели в ней нет ничего, кроме похорон? Важно же понимать, что там дальше. Я просто занимаюсь эзотерикой, пытаюсь искать ответы. Вот недавно услышала о Майкле Ньютоне, читала его книги про путешествие души —и меня все это очень обрадовало. Мне кажется, он близок к истине.

Как «кто это»? Ньютон! Психолог, гипнотерапевт. Занимался гипнозом, выходом в смерть, возвращал в детство. Это не религия, это практика вне религии. Практика умирания. Как бы ты выходишь из жизни и возвращаешься обратно с другим опытом. Теперь ты как бы и здесь, и там.

Но бывает и иначе: ты все еще здесь, а кто-то близкий уже там, и он больше не вернется. У моей жены, например, была четвертая стадия рака. Врачи всегда ей удивлялись, насколько она сильная. Последние 17 дней она вела дневник, записывала мысли, как надо любить. После ее кончины, в память о ней, я хочу написать книгу, которая будет называться «Записки уходящего странника». Первая часть будет о том, как болеют родственники. Вторая часть будет состоять из мыслей моей жены. Хочу, чтобы в книге были стихи, ссылки на фильмы и музыку.

Я слушаю все это на встрече, которая называется «Death-кафе». Одиннадцать человек собрались вместе, пьют чай из разноцветных бумажных стаканчиков, едят зефир и мандарины, говорят об утрате близких и о страхе приближения смерти. Аккуратная молодая девушка, пожилая дама с вязаной шалью, энергичный парень с татуировками на обеих руках, мужчина с ухоженной бородой и горестным взглядом.

Всех собрала здесь молодая женщина по имени Екатерина Печуричко. Раньше она работала на линии психологической помощи, куда звонили и онкобольные, и люди с суицидальными наклонностями. Все обращались к Екатерине с вопросами о смерти, и в конце концов она решила, что здесь нужен другой формат — более комфортный, нежели телефонный разговор с анонимным психологом.