Сергей Мохов

LIFESHARING:

новые стратегии бессмертия

Трудно представить, насколько проникли в нашу жизнь современные технологии. Теперь они участвуют не только в уборке, приготовлении и доставке еды, но и оказывают существенное влияние на наше тело. Всевозможные гаджеты научились считать наш пульс, измерять вес, уровень сахара, количество проделанных шагов, громкость храпа и так далее. Технологиям мы доверяем даже хирургические вмешательства: с их помощью мы увеличиваем грудь, укорачиваем нос, разглаживаем уши, уменьшаем объем жира — короче говоря, позволяем им менять наш облик.

Очевидно, что столь серьезные изменения в подходе к телу не только облегчили нашу жизнь, но и внесли значительные трансформации в наше представление о самих себе. Воспринимаем ли мы наше тело иначе, получая о нем бесконечное количество информации в режиме онлайн? Что наше тело значит для нас, когда практически все в нем можно заменить, исправить или скорректировать? Что есть вообще человек теперь? И, главное, изменилось ли его представление о жизни и смерти?

Смерть в Средние века и Новое время

На протяжении всей своей истории человек пытается ответить на фундаментальный онтологический вопрос: что происходит с ним после смерти? Мысленно охватив достижения античной и современной философии, можно выделить четыре основных сценария того, что же с ним все-таки происходит. А именно: полная смерть (ничего не происходит, человек — это его тело, раз тело умирает, значит, умирает и человек); бессмертие (после окончательной смерти тела душа продолжает жить вечно, тело — это всего лишь оболочка); воскрешение (душа возрождается в обновленном теле, смерть — это всего лишь временный разрыв); реинкарнация (душа перерождается в новом теле).

В Средние века человек предполагал, что главное в нем — душа, а тело — бренная оболочка, связь между ними зыбкая и хрупкая. Душа подлежала заботе и уходу через молитву, а тело — жесткому обузданию. Тело не ценилось, считалось источником греха, ему не придавалось особого значения. При этом средневековый человек искренне верил в физическое воскрешение после смерти и, как следствие, не слишком заботился о сохранности своего тела как в течение жизни, так и после нее. Именно поэтому церковные погосты содержались в безобразном состоянии: по ним разгуливал домашний скот, на них устраивались городские ярмарки и театральные представления, торговались проститутки. Мертвых хоронили без гробов, в общие могилы.

В раннее Новое время, то есть в XV–XVI веках, отношение к телу и к смерти начало серьезно меняться, обретая неожиданную значимость. Произошло это по нескольким причинам: Реформация и секуляризация общества; становление экспериментальной науки, провозгласивший культ наблюдения; вера в человеческую рациональность и в ренессанс опытной медицины. Все это позволило человеку по-новому взглянуть на собственное тело, и вплоть до XXвека он стремится сохранять тело в параноидальной неприкосновенности. Идея бессмертия связывалась с последующим физическим воскрешением как бы временно умершего тела, которое нужно, конечно же, оставить нетленным. Потому-то модерновая европейская культура смерти изобиловала всевозможными практиками бальзамации, роскошными гробами и семейными склепами — все ради сохранения живительной нетленности мертвого тела.

Технологии и современное бессмертие

Сегодня мы, собственно говоря, переживаем новую кардинальную трансформацию. Мы видим, как под воздействием технологий наше тело теряет свою сакральность и нерушимость. Незыблемые телесные константы подвергаются легкому и непринужденному изменению: сама идея человека как такового достаточно быстро оказалась сведена к одному органу — головному мозгу. Ведь все остальное можно изменить.

Соответственно, раз человек — это мозг, а тело всего лишь легко видоизменяемая оболочка, добиться бессмертия можно с помощью трансплантации человеческого мозга в новую телесную оболочку. Эта концепция уже находит проявление в движениях биохакинга, киборгизации и даже в криосохранении мозга. Люди стремятся контролировать тело, придавая ему статус управляемой машины. В то же время мы видим и другой, куда более радикальный футуристический взгляд, который вообще отрицает телесность как признак бессмертия, пусть хоть и в виде мозга.

Он рассматривает человека вообще вне материальной оболочки и понимает его скорее как функцию и опыт. Эта концепция низводит идею человека до набора личностных характеристик (опыта, эмоций, характера, особенностей языка), которые мозг всего лишь переносит, словно флэш-накопитель. В этом смысле наши уникальные особенности возможны в виде цифровой записи, сохраненной на электронных носителях или цифровых аналогах мозга (BlueBrainProject, TheHumanBrainProject). Все это, в свою очередь, приводит нас к формулированию идеи «цифрового бессмертия», когда каждый человек в недалеком будущем, возможно, обретет возможность записи и сохранения своей личности. Таким образом, идея бессмертия в нашем сознании напрямую связана с развитием технологий. Однако все это не более чем попытка продлить свое физическое существование. А вот современное представление о вечной жизни устроено намного сложнее.

Размывание индивидуальности, каршеринг и донорство

В представление о бессмертии активно вплетаются религиозные/спиритуальные практики и убеждения, в том числе и социального характера: например, вера в то, что человек после смерти живет в добрых делах и поступках, что человек продолжается в своих учениках или детях, или что человек продолжает жить в творчестве и объектах материальной культуры. Можно вспомнить замечательный фильм Акиры Куросавы «Жить», в котором рассматривается бессмертие через общественно полезное дело — создание детской площадки. Все это два классика психологии —Э. Олсон и Дж. Лифтон — называют символическим бессмертием. Это идея прогресса и будущего, постоянного накопления знания и опыта. В этом коллективном процессе может принять участие абсолютно любой человек, создавая свое long heritage, «долговременное наследие».

При этом, размывая границы нашего тела (о чем говорилось в начале), мы начинаем все больше размывать и границу между индивидуальным и общественным, позволяя последнему все глубже проникать в нашу жизнь. Это проявляется в таких, казалось бы, далеких от телесности практиках, как аренда жилья, смена места жительства, покупка одежды, каршеринг и отказ от долгосрочного планирования.

Человек и его тело, управляемое при помощи технологий, все больше сливается с другими людьми, рассматривая все происходящее вокруг как один нескончаемый процесс перехода из одного состояния в другое.

Именно здесь пересекаются два современных онтологических «тренда». С одной стороны, мы наблюдаем потерю персональной телесности и, как следствие, утрату прежнего сакрального отношения к телесной оболочке (что в какой-то степени возвращает нас в Средние века). С другой стороны, перед нами стремительно развивается обобществление личной жизни за счет социальных сетей и всевозможных сервисов. На место индивидуального опыта приходит опыт коллективный, который с равным усердием сочувствует потере близкого человека, помогает выбрать новый утюг, найти свободную машину или выбрать партнера на вечер.

Все это, на наш взгляд, приводит к рождению нового уникального вида символического бессмертия, к которому безусловно имеет отношение и практика донорства: как крови, так и других тканей и органов. Тело, имевшее раньше необычайную важность для его носителя, становится как бы источником отдельных запчастей для коллективного разума. Жизнь обретает новое значение не через параноидальное сохранение своих тканей и органов для какого-то малопонятного физического воскрешения, а через насыщение, преумножение и сохранение поступающей информации. Здесь, в частности, проявляется и влияние цифровых технологий на человеческую природу. Так, каршеринг, основанный на идее рационального использования материальных объектов (в данном случае — автомобилей), распространяется и на наши тела: ради всеобщего удобства и повышения качества жизни можно и даже необходимо делиться тем, что у тебя есть, в том числе и частями тела.

Такова суть «лайфшеринга» — стратегии будущего бессмертия. Человек обретает его, сохраняя свои воспоминания и эмоции на виртуальных носителях, и в то же время продолжает жить в других людях, раздавая им кровь, клетки и органы, проходя символическую стадию «деления» и распространяясь во времени и пространстве до самого конца света. А может быть, и после конца.

Об авторе:

Сергей Мохов (29 лет, Москва) — социальный антрополог, стипендиат Oxford Russia Fellowship, издатель научного журнала о смерти и умирании «Археология русской смерти», коллекционер игрушечных катафалков и ведущий профильного инстаграма «Гробы и фиалки».

Фотографии А. Несходимова