Говорящее тело – Кровь5
Бюллетень
Выпуск № 8

Вера Харченко

Говорящее тело

Словарь великого русского детского языка

Детская речь относится к интенсивно развивающимся и чрезвычайно перспективным направлениям современной лингвистической мысли. Когда-то «изучателей» детской речи можно было пересчитать по пальцам, но сейчас их количество даже по отдельным аспектам зашкаливает. Чего стоят одни только исследования, построенные на сопоставлениях! Например, детская речь и история языка. Такие архаичные слова, как льзя, водоземный, бела (в знач. «белка»), одуван, да еще масса глагольных форм (выпугать, выкричаться, ошить) в детской речи — все это свидетельствует, что процесс формирования отдельной личности в определенной мере повторяет процесс эволюции целого вида или нации, и это замечательно и требует изучения.

Далее, многие исследователи соотносят детскую речь с языком художественных произведений: ведь дети изобретают слова, которые были в свое время предложены поэтами. Широкошумный есть в речи детей и у А. С. Пушкина, утреет — в детской речи и у А. А. Блока, светлота — в детской речи и у И. С. Шмелева.

Все? Да нет же, нет! Можно сопоставлять детскую речь и с данными диалектологических экспедиций (молоковый, например), можно сравнивать перлы ребенка с данными других славянских языков (теплометр, научилка) и т. п.

Да и сама по себе детская речь, на первый взгляд полная парадоксов, при вдумчивом осмыслении оказывается более правильной, логичной, по сравнению с нашей взрослой речью, что также представляет большой интерес для исследований. По свидетельству выдающегося специалиста по детской речи Стеллы Цейтлин, лингвисты, изучающие англоязычную детскую речь, нам, россиянам, даже завидуют: англоговорящие дети быстрее справляются, например, с формами глаголов и лингвистам в отношении грамматического творчества, что называется, нечего изучать. У нас же долгое время звучит возьмила вместо взяла, рисоваешь вместо рисуешь, поцелула вместо поцеловала и т. п.

Конечно, за последние десятилетия произошли существенные изменения в жизни семьи, что не могло не отразиться и на развитии языка ребенка, и на его исследованиях. Меньше стало детей в семье. Соответственно, влияние сиблингов (братьев и сестер) стало незначительным. Считается, что, когда разница между детьми составляет десять лет, в семье фактически растут два одиноких ребенка. Нередко малыша воспитывает одна мама, а это значит, что важнейшее мужское, маскулинное, отцовское воспитание «проваливается», уходит в никуда — неизвестно, как это скажется на развитии ребенка через годы. В связи с переездом родителей, меняющих ПМЖ, больше становится детей-билингвов, а то и трилингвов. С другой стороны, налицо мощное влияние компьютеров, гаджетов, смартфонов (расширение виртуального пространства), и все это тоже не может не воздействовать на речевое развитие ребенка и заслуживает пристального внимания лингвистов.

Однако в этой статье мы хотели бы коснуться темы, которая связана с вполне земной, а не виртуальной сферой жизни, отраженной в детском языке. А именно — переживания детьми болезней и боли, внутрителесных ощущений, так называемой «интероцепции».

До недавнего времени вопрос об интероцепции применительно к отечественной речи не ставился по целому ряду весомых причин. По давней традиции национальный менталитет отдавал и отдает преференции не телу, а духу, не индивиду, а коллективу. Подробные повествования о том, что происходит внутри индивида, социумом, как правило, не приветствуются. Уместно спросить здесь же, так ли это применительно к детской речи, и привести «детское опровержение» сказанному. Наблюдательные родители фиксируют у многих детей в 4—5-летнем возрасте период глубокого увлечения анатомией, который может продолжаться несколько месяцев. Разумеется, этот интерес продуцирует бесконечные разговоры. Например, о сердце, которое во сне медленнее работает: Оно стукает кровь? А тут у меня есть кровь, в пятке? Когда человек рождается, у него не везде кровь? Когда я притворяюсь, что я сплю, оно все равно быстрее? (Женя Харченко, 4 г. 8 мес.).

Кроме того, констатация симптомов становится актуальной в случае недомогания, или болезни, или травмы, то есть, прежде всего, в экстремальных ситуациях, а отнюдь не в ординарных, когда тела обычно не замечаешь. Казалось бы, в этом смысле интероцепцию целесообразнее исследовать на материале старческой речи, когда телесные недомогания дают о себе знать гораздо чаще, чем хотелось бы. Однако чувство, переживание, ощущение боли для ребенка весьма значимо с ранних лет, поэтому интероцептивная лингвистика в речи детей актуальна по определению. О коробке: Ручки туда не надо, а то прищимит, будет болеть (3 г.). Потрясающе, как папа ударился. Какой он ударелый! (3 г. 6 мес.). Держись! Можно упасть! — Можно разобиться! Зачем мне нужна еще кровь, чтобы я заболела? (3 г. 9 мес.). В живот мне качели дали! (3 г. 9 мес.).

Наконец, что особенно значимо, не только детям (это естественно и ожидаемо), но и взрослым носителям русского языка нередко просто недостает словаря для выражения переживаний боли, тошноты, усталости и прочих симптомов «заговорившего» тела. Носитель языка обычно ограничивается простой констатацией факта. Подчеркнем, что такая же констатирующая модель усваивается и детьми. А тебе не больно? — спрашивает 9-летнего брата Маша, наблюдая, как тот пытается встать на руки и походить на руках (3 г. 3 мес.).

Обращает на себя внимание обилие вопросительных предложений. Множество детских вопросов на тему интероцепции по-своему опровергает недостаточность словаря. «Тело» настолько волнует ребенка, что наряду с отдельными, «внезапными» вопросами наблюдаются целые каскады вопросов. Резко развернул руку: А так мышца свернула? А почему, когда я падаю, кровь не начинает течь по сосудам, а выбегает вот сюда? А в волосах есть кровь? А в корнях волос? А в голове есть кровь? А кто помогает мышцам двигаться? (5 л. 2 мес.). Брат задел Женю. Женя: Но глаз — это не самое опасное! Глазов же два, а нос один. — А волос сколько? — Семь тысяч миллиардов! … А пища, если нет желудка, попадает в кишечник. — В толстый или тонкий? — Сначала в тонкий. — А толстый кишечник, он толстый? … Мы из пищи получаем силу. — И жаркоту. А как можно получить холодноту? (5 л. 3 мес.). А чего, когда человек с закрытыми глазами, он может говорить? … А когда человек спит, мозг есть? А мозг все говорит, что мне делать. А другим людям он тоже отвечает? (5 л. 4 мес.).

Интерес к собственному телу у ребенка возникает рано, но фиксируется родителями вместе с другими особенностями детей и потому, как правило, не замечается. О муравье: Вот его тело! Я его перемахнула на скамейку (5 л. 8 мес.).

Для ребенка характерно расчлененное восприятие тела. Не «Почему я хочу спать?», а Ну почему мои глаза хотят спать? (4 г. 5 мес.). Нога сейчас будет прыгать (4 г. 6 мес.). Баб, у меня ноги устали, а сам я не устал. Потому что я ногами хожу, а телом только передвигаюсь (5 л.). Интересен вопрос, интересно пояснение: А что в голове болит, когда голова болит? А я в мозоли разгрыз нервы (5 л. 9 мес.). Детское мышление чрезвычайно конкретно, и соматикон ребенка (названия частей тела) постоянно подтверждает это. Ну из чего человек вообще сделан? — Из мяса, костей, кожи. — Ну из кожи — я знаю! У меня же на руках кожа (4 г. 7 мес.). Там, где взрослый сказал бы про обе ноги, уставший ребенок заявляет: У меня ни одна нога не может идти! (5 л. 7 мес.). Избыточная дифференциация частей тела приводит к совмещению названий частей тела вплоть до абсурда. Сочиняет анекдот: А там такие глаза лицом посмотрели… (4 г. 1 мес.).

Собственный опыт детей тоже влияет на употребление ими названий частей тела. А бывают небОльные уколы? (4 г. 7 мес.). А почему так задумано в человеке, что разговаривается плохо животом, когда лежишь на турнике? (4 г. 11 мес.). Показывает на шею: А отчего у меня все чешется? — Это от пота. — Это из пота? От пота? А я думал, что заживают ранки (5 л. 1 мес.). Детский опыт, однако, не будем переоценивать: Как человек знает: он устал или не устал? (5 л. 9 мес.). Что-нибудь болит? — Болит усталость, больше ничего! (5 л. 11 мес.).

Боль, жжение, ощущение зуда, усталость, раздражение — таковы ключевые позиции детской интероцепции. У брата температура, режется зуб. Лев по телефону: Я как-то Женьки коснулся лобом и прямо обжегся об Женькин лоб! (4 г. 3 мес.). Бьет по пальцу ноги: Не болИ, а то побью! (5 л. 2 мес.). Гладит рукой под коленкой: У меня здесь еще зажаркивается, когда я там сижу долго… (5 л. 2 мес.). А когда ты была маленькая, ты чесала? — Что? — Ты чесала, где чешется? … Бьет по коленке: Не болИ! Когда-то что-то болит, я ударяю кулаком. Тогда не болит, а чешется (5 л. 2 мес.).

Боль, болезнь слишком значимые концепты, чтобы не интересоваться их причинами. Переживает за отца: А от соли может быть камень в животе? (5 л. 2 мес.). Баб, что-то у меня здесь болит внутри. Может, это какой-то газ в руку попал? (5 л. 3 мес.). В причинно-следственных репликах хорошо просматриваются предшествующие объяснения взрослых. Возле мокрых качелей зимой. — Да, будешь качаться, качаться — и попу себе пристудишь (4 г. 7 мес.). А это у меня заживет, ранка (протягивает ногу)? — Конечно. — Клетки умрут — и новые вырастут (4 г. 9 мес.). Лев не разрешает брату ходить босиком по траве: Жень, не надо! Напрешься на стекло, ножка болеть будет (6 л. 5 мес.). Конечно, зарождению причинно-следственных связей предшествует масса вопросов, адресуемых взрослым, в том числе и по внутрителесным ощущениям: У меня сейчас ухо икнуло. А может быть, чтобы ухо икало? (5 л. 8 мес.). Спрашивает маму: Тебе не делали замерзания, когда зубы лечили? (6 л. 6 мес.). Баб, а почему у меня уши сначала закладывает, а потом откладывает? (6 л. 6 мес.).

Конкретность детского мышления хорошо просматривается в ситуациях, которые мы уже описали, в дробности восприятия собственного тела: А когда человек спит, мозг спит? — Не полностью. — Один спит, а другой не спит? (4 г. 9 мес.). Почему я голову берегу, когда кувыркаюсь? — Потому что голова — это все. — А лицо — это тоже все? А очки? (смеется) (6 л. 1 мес.). Я хорошо ем, ведь мне надо прокормить сто десять сантиметров (роста) (6 л. 5 мес.).

Также конкретность проявляется:

  • за счет последовательности процессов: Я на кухне смотрю: пчела. А в голове: череп! И у Женьки в голове череп! Когда болит голова — это болит череп! — Это мозг болит, а не череп! — Сначала мозг, потом забаливает череп, а после черепа забаливает голова (4 г. 3 мес.);
  • за счет выражения динамики процессов: Папа, а ты помнишь, как Женьку крестили? Да! С ног до головы! (3 г. 11 мес.). О холодце и сломанной руке: Я его ел, когда рука, и он мне перенравился (9 л. 8 мес.);
  • за счет выражения степени ощущений: Ну, у комаров такая маленькая иголочка! Они ею кусаются. … Потом чесается (3 г. 9 мес.). А уж укусит — ничего! Рука больно поболит — и все! (4 г. 3 мес.); Почеши мне коленку, только больно (сильно)! (4 г. 4 мес.)
  • за счет продолжительности ощущений: Я ударился глазом, и когда спрямил глаз, то две минуты было не больно … Я кричал на всю квартиру (4 г. 7 мес.); У меня такая привычка. Если даже ударился зубом каким-то, то подождать десять минут, и опять туда же! Такие привычки у меня. А интересно, какой у меня будет сейчас страх (5 л. 9 м.);
  • за счет эмпатии, распространяющейся, помимо людей, на мир животных, растений, на неодушевленные предметы: А тебе не больно ходить? А я зато могу бегать! А ты сахара доелась? (3 г. 2 мес.); Я тебя буду держать, чтобы ты не упала, чтоб ты не обжоглась! (4 г. 2 мес.); Заколку-бабочку нацепил на коробку: А коробке не больно? (2 г. 7 мес.); А у рыбы есть клюв? — Да нет, у нее рот. — Как у нас? (4 г. 4 мес.). Рубит мечом грибки на стенках песочницы: Я там их ноги рублю… (4 г. 7 мес.).

Зарубежные исследователи трактовку внутрителесных переживаний демонстрируют через выразительные проекции: тело как дом, как механизм, биологический механизм, социум, компаньон. К детской речи это применимо ли? Попытаемся подобрать примеры.

Проекцию «тело как дом» (вместилище, хранилище) можно проиллюстрировать такими высказываниями: Здесь кишечник, потому что нужно же едам куда-то попадать (4 г. 8 мес.). На, запей! — Что? — Кашель свой. — Кашель свой унести в желудок (4 г. 6 мес.). Съел шелковицу, хлопает себя по животу: Я перевариваю еду слюнями. Съел! Целый живот! В живот шелковица попала (3 г. 6 мес.). Баба, мандарин, который я сейчас ел, он уже в пальцах на ноге? (4 г. 8 мес.). Я хочу пить опять! Вот мне надо много пить, чтоб весь живот был в воде! (3 г. 8 мес.).

Восприятие тела как механизма: Ногами можно много чего делать. Мне кажется, ноги способнее рук (7 л. 9 мес.).

Проекция «тело — биологический организм»: Живот болеет (2 г. 8 мес.). А ты знаешь, какое дело самое царапное? Спорт. Самое кровяное (6 л. 1 мес.).

Проекция «тело — социум» с его иерархией и административным центром отражена, например, в таком детском высказывании: А мозг все говорит, что мне делать. А другим людям он тоже отвечает? (5 л. 4 мес.).

Однако больше всего примеров наряду с «домом» в детской речи дает проекция «тело как компаньон». Маме: Ты мне задушила на ногу (2 г. 9 мес.). Надевает перчатки: Пальцы по домам не разошлись (3 г.). А таких уличных микробов тоже убьет желудочный сок? (4 г. 7 мес.).

Но и это еще не все. Ребенок символически воспринимает названия частей тела, характеризуя учителей старшего брата: Баб, я представляю, что кровь — это Людмила Николаевна, а мозг — Сан Саныч. — Кто тебе сказал? — Ну, я представляю! (4 г 8 мес.). За рисованием. Устала ручка? — Я никогда не устаю! — Научи меня не уставать! — Надо просто больше работать. <…> Баб, я больше раскрашиваю и больше хожу. Летом-то мы все будем уставать, потому что никаких работ не будет (5 л. 2 мес.).

Дети широко пользуются метафорами, сравнениями, олицетворениями, гиперболами, причем по отношению к телу тоже. Лекарство такое противное, что во рту делается, как будто там холодно (4 г. 10 мес.). Открыл? — Уж бОльная дверь! Больно открывается (4 г. 11 мес.). Все! А то я уже лопну от этого, от водички! (3 г. 5 мес.). Я так люблю очень кушать. У меня живот скоро лопнет (3 г. 9 мес.). Я вчера безуспешно пытался выучить стихотворение, а сегодня у меня в голове забурлило — и как-то оно отложилось. Остаток незнаний (то, что вечером не мог заучить) отложился (смеется) (7 л. 10 мес.).

Более того, и в синтаксическом плане детские названия частей тела нередко выступают в позиции главного члена предложения, как бы подчеркивая свою значимость. Ой, моя спина о стула стукнулась. Я достала! (4 г. 1 мес.). Ср.: «стукнуться спиной». Конструкция, кстати, не самая легкая для усвоения, поэтому встречаются фразы: Ай, за брюшко ударилась! (показывает на почку) (4 г. 8 мес.). Ср.: «брюшком ударилась».

Итак, мы привели множество примеров, доказывающих, что детская интероцепция в первую очередь хорошо просматривается на болевых и иных неприятных ощущениях. Из того, что мы сейчас представили, можно заключить, что детский язык внутрителесных ощущений формируется как своего рода язык в языке, чрезвычайно значимый для подрастающей личности.

Вера Харченко — доктор филологических наук, профессор, специалист по изучению разговорной и детской речи, преподаватель Белгородского государственного университета. Автор многих трудов и монографий, в том числе «Словаря современного детского языка» (2005), в котором собраны более 10 тыс. слов и 15 тыс. высказываний.
В оформлении использованы фрагменты букваря Кариона Истомина 1691 г. 

Спасибо за ваше внимание! Уделите нам, пожалуйста, еще немного времени. Кровь5 — издание Русфонда, и вместе мы работаем для того, чтобы регистр доноров костного мозга пополнялся новыми участниками и у каждого пациента с онкогематологическим диагнозом было больше шансов на спасение. Присоединяйтесь к нам: оформите ежемесячное пожертвование прямо на нашем сайте на любую сумму — 500, 1000, 2000 рублей — или сделайте разовый взнос на развитие Национального регистра доноров костного мозга имени Васи Перевощикова. Помогите нам помогать. Вместе мы сила.
Ваша,
Кровь5

comments powered by HyperComments
Стать донором Помочь донорам
Содержание бюллетеня