Далее, многие исследователи соотносят детскую речь с языком художественных произведений: ведь дети изобретают слова, которые были в свое время предложены поэтами. Широкошумный есть в речи детей и у А. С. Пушкина, утреет — в детской речи и у А. А. Блока, светлота — в детской речи и у И. С. Шмелева.

Все? Да нет же, нет! Можно сопоставлять детскую речь и с данными диалектологических экспедиций (молоковый, например), можно сравнивать перлы ребенка с данными других славянских языков (теплометр, научилка) и т. п.

Да и сама по себе детская речь, на первый взгляд полная парадоксов, при вдумчивом осмыслении оказывается более правильной, логичной, по сравнению с нашей взрослой речью, что также представляет большой интерес для исследований. По свидетельству выдающегося специалиста по детской речи Стеллы Цейтлин, лингвисты, изучающие англоязычную детскую речь, нам, россиянам, даже завидуют: англоговорящие дети быстрее справляются, например, с формами глаголов и лингвистам в отношении грамматического творчества, что называется, нечего изучать. У нас же долгое время звучит возьмила вместо взяла, рисоваешь вместо рисуешь, поцелула вместо поцеловала и т. п.

До недавнего времени вопрос об интероцепции применительно к отечественной речи не ставился по целому ряду весомых причин. По давней традиции национальный менталитет отдавал и отдает преференции не телу, а духу, не индивиду, а коллективу. Подробные повествования о том, что происходит внутри индивида, социумом, как правило, не приветствуются. Уместно спросить здесь же, так ли это применительно к детской речи, и привести «детское опровержение» сказанному. Наблюдательные родители фиксируют у многих детей в 4—5-летнем возрасте период глубокого увлечения анатомией, который может продолжаться несколько месяцев. Разумеется, этот интерес продуцирует бесконечные разговоры. Например, о сердце, которое во сне медленнее работает: Оно стукает кровь? А тут у меня есть кровь, в пятке? Когда человек рождается, у него не везде кровь? Когда я притворяюсь, что я сплю, оно все равно быстрее? (Женя Харченко, 4 г. 8 мес.).

Кроме того, констатация симптомов становится актуальной в случае недомогания, или болезни, или травмы, то есть, прежде всего, в экстремальных ситуациях, а отнюдь не в ординарных, когда тела обычно не замечаешь. Казалось бы, в этом смысле интероцепцию целесообразнее исследовать на материале старческой речи, когда телесные недомогания дают о себе знать гораздо чаще, чем хотелось бы. Однако чувство, переживание, ощущение боли для ребенка весьма значимо с ранних лет, поэтому интероцептивная лингвистика в речи детей актуальна по определению. О коробке: Ручки туда не надо, а то прищимит, будет болеть (3 г.). Потрясающе, как папа ударился. Какой он ударелый! (3 г. 6 мес.). Держись! Можно упасть! — Можно разобиться! Зачем мне нужна еще кровь, чтобы я заболела? (3 г. 9 мес.). В живот мне качели дали! (3 г. 9 мес.).

Наконец, что особенно значимо, не только детям (это естественно и ожидаемо), но и взрослым носителям русского языка нередко просто недостает словаря для выражения переживаний боли, тошноты, усталости и прочих симптомов «заговорившего» тела. Носитель языка обычно ограничивается простой констатацией факта. Подчеркнем, что такая же констатирующая модель усваивается и детьми. А тебе не больно? — спрашивает 9-летнего брата Маша, наблюдая, как тот пытается встать на руки и походить на руках (3 г. 3 мес.).

Обращает на себя внимание обилие вопросительных предложений. Множество детских вопросов на тему интероцепции по-своему опровергает недостаточность словаря. «Тело» настолько волнует ребенка, что наряду с отдельными, «внезапными» вопросами наблюдаются целые каскады вопросов. Резко развернул руку: А так мышца свернула? А почему, когда я падаю, кровь не начинает течь по сосудам, а выбегает вот сюда? А в волосах есть кровь? А в корнях волос? А в голове есть кровь? А кто помогает мышцам двигаться? (5 л. 2 мес.). Брат задел Женю. Женя: Но глаз — это не самое опасное! Глазов же два, а нос один. — А волос сколько? — Семь тысяч миллиардов! … А пища, если нет желудка, попадает в кишечник. — В толстый или тонкий? — Сначала в тонкий. — А толстый кишечник, он толстый? … Мы из пищи получаем силу. — И жаркоту. А как можно получить холодноту? (5 л. 3 мес.). А чего, когда человек с закрытыми глазами, он может говорить? … А когда человек спит, мозг есть? А мозг все говорит, что мне делать. А другим людям он тоже отвечает? (5 л. 4 мес.).

Собственный опыт детей тоже влияет на употребление ими названий частей тела. А бывают небОльные уколы? (4 г. 7 мес.). А почему так задумано в человеке, что разговаривается плохо животом, когда лежишь на турнике? (4 г. 11 мес.). Показывает на шею: А отчего у меня все чешется? — Это от пота. — Это из пота? От пота? А я думал, что заживают ранки (5 л. 1 мес.). Детский опыт, однако, не будем переоценивать: Как человек знает: он устал или не устал? (5 л. 9 мес.). Что-нибудь болит? — Болит усталость, больше ничего! (5 л. 11 мес.).

Боль, жжение, ощущение зуда, усталость, раздражение — таковы ключевые позиции детской интероцепции. У брата температура, режется зуб. Лев по телефону: Я как-то Женьки коснулся лобом и прямо обжегся об Женькин лоб! (4 г. 3 мес.). Бьет по пальцу ноги: Не болИ, а то побью! (5 л. 2 мес.). Гладит рукой под коленкой: У меня здесь еще зажаркивается, когда я там сижу долго… (5 л. 2 мес.). А когда ты была маленькая, ты чесала? — Что? — Ты чесала, где чешется? … Бьет по коленке: Не болИ! Когда-то что-то болит, я ударяю кулаком. Тогда не болит, а чешется (5 л. 2 мес.).

Боль, болезнь слишком значимые концепты, чтобы не интересоваться их причинами. Переживает за отца: А от соли может быть камень в животе? (5 л. 2 мес.). Баб, что-то у меня здесь болит внутри. Может, это какой-то газ в руку попал? (5 л. 3 мес.). В причинно-следственных репликах хорошо просматриваются предшествующие объяснения взрослых. Возле мокрых качелей зимой. — Да, будешь качаться, качаться — и попу себе пристудишь (4 г. 7 мес.). А это у меня заживет, ранка (протягивает ногу)? — Конечно. — Клетки умрут — и новые вырастут (4 г. 9 мес.). Лев не разрешает брату ходить босиком по траве: Жень, не надо! Напрешься на стекло, ножка болеть будет (6 л. 5 мес.). Конечно, зарождению причинно-следственных связей предшествует масса вопросов, адресуемых взрослым, в том числе и по внутрителесным ощущениям: У меня сейчас ухо икнуло. А может быть, чтобы ухо икало? (5 л. 8 мес.). Спрашивает маму: Тебе не делали замерзания, когда зубы лечили? (6 л. 6 мес.). Баб, а почему у меня уши сначала закладывает, а потом откладывает? (6 л. 6 мес.).

Конкретность детского мышления хорошо просматривается в ситуациях, которые мы уже описали, в дробности восприятия собственного тела: А когда человек спит, мозг спит? — Не полностью. — Один спит, а другой не спит? (4 г. 9 мес.). Почему я голову берегу, когда кувыркаюсь? — Потому что голова — это все. — А лицо — это тоже все? А очки? (смеется) (6 л. 1 мес.). Я хорошо ем, ведь мне надо прокормить сто десять сантиметров (роста) (6 л. 5 мес.).

Зарубежные исследователи трактовку внутрителесных переживаний демонстрируют через выразительные проекции: тело как дом, как механизм, биологический механизм, социум, компаньон. К детской речи это применимо ли? Попытаемся подобрать примеры.

Проекцию «тело как дом» (вместилище, хранилище) можно проиллюстрировать такими высказываниями: Здесь кишечник, потому что нужно же едам куда-то попадать (4 г. 8 мес.). На, запей! — Что? — Кашель свой. — Кашель свой унести в желудок (4 г. 6 мес.). Съел шелковицу, хлопает себя по животу: Я перевариваю еду слюнями. Съел! Целый живот! В живот шелковица попала (3 г. 6 мес.). Баба, мандарин, который я сейчас ел, он уже в пальцах на ноге? (4 г. 8 мес.). Я хочу пить опять! Вот мне надо много пить, чтоб весь живот был в воде! (3 г. 8 мес.).

Восприятие тела как механизма: Ногами можно много чего делать. Мне кажется, ноги способнее рук (7 л. 9 мес.).

Проекция «тело — биологический организм»: Живот болеет (2 г. 8 мес.). А ты знаешь, какое дело самое царапное? Спорт. Самое кровяное (6 л. 1 мес.).

Проекция «тело — социум» с его иерархией и административным центром отражена, например, в таком детском высказывании: А мозг все говорит, что мне делать. А другим людям он тоже отвечает? (5 л. 4 мес.).

Однако больше всего примеров наряду с «домом» в детской речи дает проекция «тело как компаньон». Маме: Ты мне задушила на ногу (2 г. 9 мес.). Надевает перчатки: Пальцы по домам не разошлись (3 г.). А таких уличных микробов тоже убьет желудочный сок? (4 г. 7 мес.).

Но и это еще не все. Ребенок символически воспринимает названия частей тела, характеризуя учителей старшего брата: Баб, я представляю, что кровь — это Людмила Николаевна, а мозг — Сан Саныч. — Кто тебе сказал? — Ну, я представляю! (4 г 8 мес.). За рисованием. Устала ручка? — Я никогда не устаю! — Научи меня не уставать! — Надо просто больше работать. <…> Баб, я больше раскрашиваю и больше хожу. Летом-то мы все будем уставать, потому что никаких работ не будет (5 л. 2 мес.).

Дети широко пользуются метафорами, сравнениями, олицетворениями, гиперболами, причем по отношению к телу тоже. Лекарство такое противное, что во рту делается, как будто там холодно (4 г. 10 мес.). Открыл? — Уж бОльная дверь! Больно открывается (4 г. 11 мес.). Все! А то я уже лопну от этого, от водички! (3 г. 5 мес.). Я так люблю очень кушать. У меня живот скоро лопнет (3 г. 9 мес.). Я вчера безуспешно пытался выучить стихотворение, а сегодня у меня в голове забурлило — и как-то оно отложилось. Остаток незнаний (то, что вечером не мог заучить) отложился (смеется) (7 л. 10 мес.).